Отправлено: 19.08.10 21:17. Заголовок: Текущая книга. Отрывки под тапки. (продолжение)

Тут будут выкладки. Как и на ВВВ.

Для начала - маленькое уточнение.
Книга будет про Немайн, и хронологически продолжающая две предыдущие. Но я постараюсь сделать ее отдельной книгой. Не продолжением сериала, а вещью, вполне употребимой без первых двух частей...

Я обязательно опишу это в тексте.
И спасибо за напоминание - мне действительно часто кажется. что читатели знают ВСЕ.

 Отправлено: 22.03.11 19:14. Заголовок: Двери. Скрещенные ко..

Двери. Скрещенные копья перед носом.
- Прости, великолепная. Нельзя. Даже королям, если не вызывали. Сенат - один во всей пятине, и старше королей. А ты хоть и сида, но даже не королева. Закончат сенаторы решать закрытый вопрос - проводим, со всем почтением к ивовому посоху.
Немайн оглянулась, словно ища поддержки. Эмилий лаконичен.
- Первая из граждан.
Нион - тоже.
- Не просто сида.
Четыре глаза. Выбор, от которого не открутиться. Потому, что там, за колоннами, за высокими дверями, в полуциркульной зале, отделанной лучшими сукнами Камбрии, в неудобных - не спать, сенаторы! - курульных креслах сидят люди, занимающиеся не своим делом. Люди влиятельные, люди гордые... Если успеют сделать ошибку - у них не хватит сил ее признать. История сдвинется на прежнюю колею.
И это не только жизнь человека, чьей памятью, как своей, пользуется сида. Это не только прощание с мечтой об уютной жизни. Здесь как раз беды особой нет - пока дышишь, никогда не поздно начать сначала. Беда в том, что из-за ошибки, которую совершила родня, может перестать дышать слишком много людей. Большинство - совершенно незнакомых, поменьше - виденных мельком, Немайн и этих не забыть! Но могут погибнуть друзья. И - родные.
Если бы оставалась надежда... Но могущественный Эмилий не фенек, ловит - но не мышей! Разведка его и Луковки стараниями работает, как хорошо смазанное водяное колесо.
Достаточно хорошо, чтобы сидящая в Кер-Сиди Нион знала то, чего не ведала Немайн в Кер-Сиди. Достаточно, чтобы Эмилий принял идущую из дома хранительницы интригу за ее официальную политику - и испытание его способностей разом! Потому молчал до последней минуты, а потом похвастался успехами. Сообщил, что знает, как проголосует каждый из сенаторов! И выложил список. Того, что игра - не против Немайн, а как-то вбок - ведется за ее спиной, и в мыслях не имел. Теперь... счастлив!
Сначала - потемнел. Его невеста, оказывается, в заговоре... Немайн не приняла отставку. Сказала:
- Эмилий, здесь Дивед. Не империя! Моя родня в своем праве, Анастасия - ребенок... То, что они натворили - это не преступление, это ошибка.
Дернуастью, Эмилий с перлами корсиканца не знаком. Снова рядом, снова верен. И - ждет. Пожалуй, даже с недоумением от того, что императрица медлит.
Луковка тоже ждет. Другого. Богиня может быть скромной, но сможет показать силу! Что-нибудь, что и с церковью не поссорит, и покажет, кому людишки с пыркалками пытаются заступить дорогу. Ей интересно, что будет. Столп света, как над Бригитой при крещении? Или? В древности собрания кланов всегда обращались с просьбой о даровании мудрости к богам. Как не посмеют пустит ту, чьим именем тысячи лет освящали рощи?
Немайн сжала кулак - в пальцы врезался патрицианский перстень. Вдохнула - точно готовилась запеть.
Выбор.
Когда-то другой человек дал ей имя - Немайн.
Сущности - дали тело. Искореженное, но узнаваемое тело базилиссы Августины. От урожая до сева, и даже два месяца сверху - вот сколько ты выкручивалась, рыжая-ушастая. «Та самая, которая не та самая, а вовсе эта!» Теперь ты должна сказать точно. И тогда либо миф, либо старый римский устав распахнут тяжелые створки.
Выбор сделан.
Посох - в руки Эмилия. Кинжал наголо. Треск ткани. Повязка на лбу - впервые наложнена своими руками с осознанием значения. Кровь рубина - к лицу часового. Слова, старомодные и чересчур напыщенные.
- На нас диадема!
Копья разомкнуты. Голос начальника караула догоняет уже под сводами, и чуть не сбивает с ног.
- Святая и вечная императрица Рима следует в Сенат!
В места, из которых возвращался отнюдь не всякий цезарь. Да еще набитые камбрийцами, а все камбрийцы - потомки Брута! Хорошо хоть, не того самого...
Немайн снова спокойна. Проект в работе, о личном она вспомнит позже. Голова занята другим. Обычно в местном Сенате утверждаются решения, принятые в других местах, а зачастую - и другими людьми. Такой порядок завел Дэффид, ему было проще вести дела привычным порядком, а тоги с пурпурным краем и прочую римскую мишуру держать для престижа. Так должно быть и сегодня, но заведенный порядок придется сломать. Заставить сенаторов превратиться из машин для опускания шаров в урну в политиков. Превратить ритуал во властную процедуру. Иначе говоря - совершить революцию!
Времени на подготовку - ровно столько, сколько требуется на то, чтобы дойти до зала заседаний. Короткий коридор после входа, достаточно широкий, чтобы сенаторы не устраивали давку, расходясь по домам, и достаточно узкий, чтобы караул мог задержать нападающих. Широкая зала - для переговоров и посетителей. Синяя обивка - Эмилию по плечо, Луковке по макушку. Выше - известковая побелка. Пачкается? Все лучше, чем свинцовые белила. Среди камбрийских сенаторов явно будет меньше лысых, чем среди римлян. В Константинополе наверняка мрамор, но здесь такой не водится. Можно было бы пустить на отделку сланец - любого оттенка, и розовый гранит из ледниковых глыб, и серый "портландский" камень. Красиво смотрелся бы и полированный дуб - но цвет считается важней материала.
Еще один коридор - вторая и последняя оборонительная позиция. Здесь не только копья - новенькие билы. Результаты учений в Кер-Сиди уже добрались и досюда. Как и новая форма била. Боевой бил с двумя шипами и крюком... чужая память говорит - гвизарма. Оружие, которое выросло из инструмента лесоруба и садовода за добрую тысячу лет. Враг скоро, очень скоро украдет форму оружия - но в выучке бойцов будет отставать долго, потому будет бит. Главное - не то, что насажено на древко, а прокладка между древком и сапогами.
Последние шаги. Что за спиной? Ни партии нового типа, ни штурмовых рот, ни железнобоких, ни галльских и испанских легионов. Все впереди, оглядываются с лишенных спинок кресел - за каждым лицом острые копья и тугие луки, и не по одному десятку. Неудобно, сиятельные сенаторы? Ничего, перетерпите. Спускаться месту принцепса Немайн не будет. Сверху вниз поговорит, с позиции матроса Железняка и лейтенанта Мюрата. Правда, ни пулемета, ни батальона старых ворчунов у нее тоже нет...
- Немайн, императрица Рима, приветствует правительствующий Сенат! Сиятельные мужи!
Замолчала. Выдержала паузу. Уперла руки в бока, сдвинула брови. Сидящие в курульных креслах могут сколько угодно считать себя римлянами... но как должен вести себя сенатор в присутствии императрицы, не знают. Зато образ намеренной поскандалить хозяйки знаком каждому. Близок, понятен, и не вызывает желания схватиться за висящий на поясе нож. Пусть пояс спрятан под гражданской тогой - в этом сенате все воины. А еще, как бы хорошо они ни знали латынь, родной язык им понятней.
- Какого лешего вы лезете не в свое дело? Сенат от военной стратегии надо палкой гнать, как шкодливую хрюшку из огорода! Поговорка есть: знают трое, знает свинья. Вас тут собралось... О ваших планах скоро мелкие тварюшки из сточных канав знать будут... Знаете, что из такого подхода происходит?
Немайн заложила руки за спину, вздернула подбородок. Шагнула вперед - к ступеням укрытого красно-рыжим сукном лестницы.
- Кровь. Поражение. Гибель.
Тяжелый взгляд. Кейр на месте принцепса собирается что-то сказать... неважно, что. Опередить. Иначе - может испортить все дело.
- Будь у вас опыт, я сочла бы ваше обсуждение попыткой измены. Нет, петь бы не стала - просто пришла бы с десятью королевскими дружинами и вычистила бы Сенат от дураков и предателей. Как такое делается, знаю. Вы не слышали ни о Прайдовой чистке, ни о разгоне совета пятисот. Я - не королева, и денег у меня мало, но - вы знаете, чья я дочь! - я бы кормила народ три дня, которых вполне бы хватило, чтобы в Камбрии появился новый Сенат. Который занимался бы тем, чем ему положено: посматривал, чтобы короли не умалили свободу народа, да обеспечили сытное кормление. По счастью, опыта у вас нет. Потому я пришла не карать дурость и измену, а предотвратить ошибку, которую могут совершить умные и честные люди! Потому я пришла одна, и прошу, чтобы, прежде чем принимать решение, вы выслушали мой рассказ о том, к чему приводит вмешательство сената в дело ведения войны...
Немайн приподняла уголки губ. Ровно настолько, чтобы показать клыки. Слишком острые для обычного человека. Вверх взлетел кулак с рубиновой печаткой. "Я - не такая, как все. Я - имею право!" И язык - снова дворцовая латынь!
- Прошу - и требую. Возражения есть?
Молчание. Просьба и требование - не та, чтобы ввязываться в свару... с кем? Пожалуй, древняя богиня была бы более знакомой угрозой, чем римская царица. Более понятной, и оттого менее страшной. Чтобы первым выкрикнуть: "Не позволим!" - нужно собраться с мужеством. А пока собираешься, императрица делает еще шаг вперед и вниз. К вам! Маленький кулак с большим камнем врезается в рукоять свободного кресла возле прохода.
- Благодарю вас, сиятельные мужи. Способность выслушать - одно из свидетельств мудрости. Надеюсь, способность учиться на чужих ошибках вам тоже не чужда... Итак, это было в стране, которую я не буду называть. Так же, как и имена. В той войне тоже довелось сражаться воинам Британии, и я не хочу случайно напомнить о позоре родов, давно искупивших прежнюю вину перед отечеством.
На деле, страна называлась Францией, а война - первой мировой. Но в ней сражались полки из прежней Камбрии, прозванной англичанами Уэльсом, да и премьер-министром, кажется, уже был Ллойд-Джордж, такой же хитрый камбриец, как и те, что сидят здесь, разве что в костюме-тройке и цилиндре, а не в тоге.
Что ж, пусть слушают горький рассказ о наступлении под Пашенделем, иначе именуемом "бойней Нивеля". Разумеется, в понятных им словах и образах. Пусть услышат, как десяток партий обсуждал грядущее наступление, не стесняясь драк, пусть они шли не на кулаках, а в газетах. Как об итогах операций судачили на каждом рынке, и торговцы пытались угадать, куда исход битв сдвинет цены, и пытались перехитрить друг друга - ведь каждый считал себя умней других, и особенно - генералов. Какая разница, если это происходило не в переговорных комнатах заезжих домов, а на биржах? Суть та же. А сама битва... Да, солдаты шли в атаку не плечом к плечу, не фалангой - но переведенная в ряды и шеренги цифра наглядней. Как представить сотню дивизий? Легко! Всего лишь сто квадратов со сторонами по сто человек. Почти парад - парад обреченных.
Как исчислить цену пройденных миль? В телах, покрывших землю. Убит ли солдат пулей из винтовки или из пращи, размозжен камнем из требюше или разорван фугасом, заколот штыком или копьем - нет разницы. Смерть та же, кровь та же, боль та же, и даже грязь под сапогами та же самая.
Если же умный и дотошный узнает земли северной Франции и отправится туда с лопатой... что ж, он найдет кости германцев, павших под Арелатом, римлян Сиагрия, франков, фризов и англов, что делали в тех местах остановку перед вторжением в Британию. Достаточно, чтобы понять - на этой земле были битвы, великие и кровавые. Найдет остатки старых валов... и вспомнит, сколько земли перекопали те, кто узнал о направлении атаки заранее.
Немайн говорит. Правду. О дождях из свинца и стали, таких, что под ними не подняться в рост - правда. О храбрецах, уже не шагающих - ползущих навстречу смерти, среди расставленных врагом колючек, чтобы выиграть шаг или два - правда. О людях, поднимающихся в рост по свистку - для того, чтобы пасть в считанные мгновения, как колосья под серпом. О том, что, когда в страшной жатве остался последний сноп, враги покинули укрытия, оставили рвы, насыпи и надолбы - и двинулись навстречу, отбирая малой кровью то, что было взято большой.
Наконец, августа замолчала. Повисла тишина. Кажется, люди шеи свернули - все, кроме сидящего лицом к выходу Кейра, и теперь так и будут ходить спиной вперед. Ждут еще? Нет, хватит... У самой руки дрожат.
- Все, - сказала Немайн, - кажется, все. Больше не помню, да и этого довольно. Решайте, нужно ли нам платить за урок кровью. Кровью вашей - вы ведь не будете отсиживаться за чужими спинами? Кровью ваших сыновей и дочерей. Кровью грядущего... Dixi. Голосуйте.
Села. Зажмурилась. Зажала уши руками, не смея слушать - будет усобица или нет, попробуют ли ее и ее народ толкнуть на бойню. Или...
Касание. Широкая мужская ладонь исчезла с плеча сразу, как только Немайн открыла глаза.
- Что...
Спокойный взгляд Эмилия.
- Что и должно быть, святая и вечная. Сенат решил... Сенат доверяет ведение войны в руки императрицы, как первой гражданки Рима. Ведь Камбрия - тоже Рим, только другой.
Веселая Луковка прибавляет:
- Сенат напоминает, что в случае, если императрица сунет хоть палец в вопросы пошлин, помимо городских в Кер-Сиди, в проблемы гильдейского устройства, а также внутренних дел кланов и самого Сената - по рукам получит до синяков! Эх, лучше бы ты по-настоящему показалась! Богиней...
- Мне еще и в эти дела лезть? Не хочу. Я ленивая! Мне и на войну неохота, да куда денешься...
Уши свесила, посмотрела снизу вверх жалобно. Зал взорвался хохотом. Среди общего веселья из кресла поднялся ирландец - место гленских десси, лицо знакомо. Седьмая вода на киселе нынешней главе клана. Пригладил тонкий темный ус, сверкнул синим взглядом.
- Сиятельные мужи, война - в надежных руках. Теперь я предлагаю решить несколько внутренних вопросов, связанных с тем, чтобы более не допускать ошибок вроде той, которую предотвратила святая и вечная. А еще я предлагаю официально, именем сената, попросить императрицу удалиться.
Помолчал. Прибавил:
- Но, конечно, не требовать. Если она желает унижения власти народа - пусть смотрит.
Немайн встала.
- Я, - сказала, - первая гражданка. Тоже народ! Могла бы и остаться. Но... ругайтесь, мальчики. Хорошая девочка нехорошие слова подслушивать не будет! Если понадоблюсь - я на ипподроме.
Вышла. Сразу за дверями ноги ослабли. Пришлось прислониться к стене. Не стесняясь часовых, вытерла лицо - стянутой со лба диадемой. Знак власти превратился в грубый платок, едва не обдирающий кожу вместе с холодным потом.
- До ипподрома не дойду, - сказала, - посижу немного в приемном зале...
Но пришлось сделать еще несколько слов и сказать еще несколько слов. Возник начальник караула.
- Святая и вечная, - сказал, - в портике накопились твои люди. Беспокоятся, Цезаря поминают, Брута. Скажи им, что эти бруты не те, хотя, по правде, временами те еще скоты. Грубые ребята...
Брут и значит - "скотина".
- Ничего не грубые, - сказала Немайн, - хотя... я во время прений уши зажала и глаза закрыла. А что, все так плохо?
Словно ответ, из-за дверей донеслось:
- Да я тебе прямо в черепушке кисель замешу с известкой! И скажу, что так и было - с татлумом вместо мозгов и родился!
И ответ:
- А тебе и замешивать не надо!
- Секретность... - вздохнула Немайн, - Скажи им, пусть на двойные двери деньги выделят. И на обивку войлочную.
Воин удивился.
- Зачем? Так, хотя бы, стражу нести не скучно...
Немайн снова вздохнула. Ей командовать этими людьми. Других нет.

 Отправлено: 22.03.11 19:15. Заголовок: Ноги гудят, но устал..

Ноги гудят, но усталость от хорошо сделанной работы куда приятней, чем от растраченных нервов. Новенькая колесница на рессорах листовой стали заложила лихой поворот... Ни скрипа, ни скрежета. Все надежно! Новые рессоры нужно красить, нужно смазывать - но их хотя бы не нужно менять раз в три дня, и они не откажут в середине сражения. Стреломет со стальными дугами и винтами при том же весе куда мощней деревянно-веревочного. Лошади укрыты стегаными попонами - саксонский лук если и возьмет, то разве в упор. Это уже не «Пантера» - ломкая, капризная, но зубастая. Новая машина надежна, проста в обслуживании, и куда как дорога. Еще милиарисий, и их вообще не стоило бы строить.
Сегодня сида не участвует в испытаниях. Других желающих достаточно! Тристана не оттащить от стреломета. Луковка после очередного заезда со стрельбами дотошно проверяет каждый узел, Настя сидит рядом и сочиняет речь. Риторике ее учили, и хорошо! Можно ненароком потянуться, заодно изловчиться и бросить взгляд через плечо... да, хорошо! Только пусть слова попроще использует. Не только в Камбрии, не только перед солдатами или толпой. Каждый слог уменьшает воздействие слова вдвое, меткий образ усиливает вдесятеро. Потому «упрямый» лучше, чем «бескомпромиссный», а «ослиный» лучше, чем «упрямый». В чужую память это врезано намертво, с детства, вместе с книгами Хайнлайна и стихами Киплинга... И ведь работает!
Магистр оффиций спорит с мастерами-камбрийцами о лошадиных доспехах: мол, не лучше ли лакированная бычья кожа? Его слушают, всякий наслышан о римских тяжелых всадниках-катафрактах. Только цена... Брюхо и ноги лошадей все равно не прикрыть, а значит, хочешь, не хочешь, придется терять специально обученных лошадей. Ага!
- Эмилий! Твоя могущественность!
Смолк. Подошел - быстрым шагом, но не торопясь, коротко поклонился.
- Святая и вечная?
Теперь так будет всегда, на людях у императриц друзей нет. Бедная Настя. Бедная Немайн!
- Скажи мне, сколько времени занимает цикл подготовки колесничной лошади?
Вопрос из тех, ответы на которые он в состоянии дать в три утра спросонья.
- Два года, святая и вечная.
- Сколько времени назад мы начали цикл подготовки?
- Три месяца назад.
- Вывод?
Могла и сама сказать, но надо же показать окружающим, что у магистра оффиций под шлемом не только кость и... татлум.
- При оценке потерь следует исходить из ценности лошади колесничных статей, но всего лишь наскоро обученной ходить в упряжке, - он чуть приподнял уголки губ, - и из военной целесообразности.
Он вздохнул.
- Все забываю, что здесь - не Африка. Кожи стоят столько же, а ткани куда дешевле... Значит, промежуточный вариант? И только через два года - совершенный?
Немайн кивнула.
- Тогда как назовем? Прошлая была «пантера», для этой нужен не менее мифический зверь. Дракона лучше отложить для машины окончательной...
Да, для местных жителей пантера - всего лишь заморское чудовище, химера с четырьмя рогами, коровьими ушами и длинным красным языком в виде пламени. Только сама Немайн и знает, что ни персонаж книжного бестиария, ни настоящая азиатская кошка не при чем. Первая колесница получила прозвище в честь немецкого танка - настолько же ходкого, настолько и ненадежного.
Эта машина сырая, но с отличной перспективой, и куда более надежная. Зато уязвимая - по сравнению с собой же будущей. Какое название выбрать - такое, чтобы не было слишком уж загадочным? Жаль, советские танки не обросли именами, а до номеров нынешняя цивилизация пока не доросла. Ну вот хороший вариант: американская самоходная артустановка с поворотной башней времен второй мировой войны. В армии США М10 не удостоилась отдельного названия, так и воевала под прозвищем TD - от tank destroyer, истребитель танков.
Англичанам М10 понравилась больше. По крайней мере, имя неплохо вооруженной, но слабо бронированной машине дали громкое.
- Пусть будет «Росомаха», - предложила Немайн, - в Британии этот зверь такой же миф, как и пантера...
Старые колесницы сохранятся, их уже строят - и не только в Камбрии. И все-таки главные мысли теперь о флоте - и о том устройстве, что уже собрано и смазано, но руки никак не доходят проверить в деле. Колесницы для морского боя не нужны. Зато новинка лучше всего покажет себя именно на море... Луки не терпят сырость, зато на корабле много места, яхта - не колесница, в нее войдет многое. И это очень хорошо!
Зато дома плохо.
Так написано в записке, с которой прибежал один из младших приятелей Тристана. Круглый детский почерк - писала Сиан.
«Приходи скорей, пока есть куда!»
- Как там? - спросила Немайн.
- Тихо, - ответил мальчишка, - слишком тихо. Друг с другом не говорят.
Значит, снова надо бежать. Со всех усталых ног! Хотя бы потому, что там маленький! Вокруг него не должно быть нехорошо!

 Отправлено: 22.03.11 19:15. Заголовок: Гвен и Тулла - что д..

Гвен и Тулла - что два дракона, красный и белый. Ходят друг вокруг друга кругами. Примериваются - как уязвить одной другую. Пока - словом, но кто знает, до чего дойдет? Шипят, точто змеи... А вдруг в волосы вцепятся? А у обеих на поясе оружие. У Туллы - красивый кинжал, у Гвен - сподручный на кухне топорик. Кость перерубить или капустный кочан располовинить.
- Ты желала унизить Сенат? - говорит Тулла. - Получила свое: Немайн поставила народное собрание и заезжий дом выше. Рада?
- Ты просила Немайн стать римлянкой! - откликается Гвен, - Вот тебе целая императрица. Не чья-нибудь - наша, раз Сенат признал! Довольна?
Мама молчит. Почему? Сиан встала между сестрами. Раньше, когда совсем маленькой была, получалось - мирить. Может, и теперь? Посмотреть на обеих - снизу вверх, попросить тоненько:
- Сестрицы... Не ссорьтесь. Пожалуйста!
В ответ:
- Уйди, мелкая! Ты тоже виновата! Тоже Немайн ночами спать не давала, пристала, как репей в волосы: не мельтеши, не мельтеши... Будь собой... Выбери... Выбрала! Стала!
Пришлось голову опустить, отойти к маме. Та - к себе притянула, рукой обхватила.
- Сиан не трогайте, - сказала, - маленькая она.
- А сида маленьких слушает, как взрослых!
- Она вообще не различает, кто большой, кто маленький! Сама наполовину ребенок!
Сестры друг с другом согласны... и это плохо. Потому что согласны они против Сиан, против мамы и против Майни. Хорошо хоть зятьев нет: на одним зал, на другом кухня. Оба отчего-то согласились
- Верно, не различает... - соглашается мама, - Зато вы обязаны различать! Потому - помолчите. Немайн - сида, и желания ваши исполнила по-сидовски. Чего просили, того получили, сполна. Здесь ее вины нет... И в том, что от помощи нашей отказалась, по своему сделала - тоже.
Сестры переглянулись. Теперь они союзницы.
- Мам, ты что, ушастую защищаешь? - удивляется Тулла. - Мы к этой змее всем сердцем... А она...
Сиан фыркнула. Вот уж кто никогда «всем сердцем» не принимал сиду. Всегда видел в ней домашнего дракона, да еще и кусачего!
- Ее дело, - говорит мама. - Мы ее не спросили, она нас. Я старше в семье, она - во власти...
Гвен тяжело дышит, словно бежала или поднимала тяжести. Но голоса хватило - перебить родительницу!
- Если бы она не пришла, отец был бы жив!
И вот тогда мама встала. Медленно пошла на дочь, которая взялась отступать, да так и уперлась в стенку. Глэдис поняла было руку для пощечины - опустила. У дочери глаза ясные, искренние... глупые! Такое болью не перешибешь.
- Если бы она не пришла, мы бы умерли вместе. Благодаря ей мы с вашим отцом счастливы были... полгода! Благодаря ей - вы все живы. Ее кровь - наша кровь. Она с этим согласилась. Только поэтому - виновата. Не тем, что навредила тебе или Тулле. Вам - поделом. Но через вашу и ее дурость - страдает род. Мы все - одно, одну зацепишь - другой больно... Сколько раз вам это отец говорил? Сколько мне повторять?
Как только увидела тень понимания - хлестнула по лицу. Несильно, да хлестко.
- Для памяти, доча, - сказала, - а то снова забудешь.
Обернулась - на старшую да младшую. Не улыбаются. Что-то поняли?
- Марш наверх. Старшенькие сегодня лягут без мужей... чтоб выспались, и чтоб те вас не утешали, поддакивая. Подушек хватит. А с Немайн я сама поговорю. Тоже мне холмовая хитрунья, семью сытного места лишила, почестей убавила... Побольше вашего получит!
И вот - одна. Сида на ипподроме, то ли безразличная такая, то ли домой стыдно показываться... Неважно, явится. Придет, как нажравшийся селянских коров рыцарь к пещере. А ждет ее Глэдис, которая не героиня, не рыцарь. Год назад была в ранге почтенной хозяйки, равной при хорошем муже. Который и оказался - вождем и героем! Он сиду удочерил. Не побоялся древней богини, как теперь не испугался бы и римской императрицы. Его она слушалась... Так может, напомнить?
К встрече пришлось готовиться - будто и правда, в двери вот-вот ворвется истекающая зловонием и ядом змеюка. Пришлось вспомнить все, что муж приберегал для трудных бесед, да и от себя добавить. От старательных сборов сначала стало легче, потом пришел страх. Вот повернется чудище неловко, и семья разлетится, как невзначай сброшенная со стола глиняная кружка...
Разговор с самого начала пошел не так. Голос Немайн был слышен от самых ворот - резкий, уверенный, с сердитыми нотками.
- Могущественный Эмилий, напоминаю тебе, что ты пока еще не часть нашей семьи. С моей сестрой ты только сговорен, не обручен, да и обручение, в отличие от брака, расторжимо. А разговор будет - семейный. Да, именно об ошибке... Потому - чтоб ушей твоих близко не было! Невеста твоя захочет - перескажет. Не захочет...
Тишина, вслед за ней - шорох открывающейся двери. Никакого чудовища, обычная Немайн: только-только достающая до бровей челка, торчащие из беспорядочных прямых прядей уши. Ни вверх, ни вниз - ровно. Белые одежды хранительницы - пелерину порвала, известно где. Трехцветная ленточка - не забыта, пристегнута. Просто так - или она все еще помнит, кто она в этом доме.
- Явилась? - спросила Глэдис, - Что скажешь?
Теперь все, что бы сида не вывалила, будет ответом на вопрос матери. Но приемная дочь оглядывается, словно ищет кого-то. И - молчит. Поторопить?
- В Сенате у тебя было много слов.
Кивнула. Но губы не разжала. При этом - ни улыбки, ни дернувшегося уха, ни прижатых ушей. Ничего. Только уперлась руками в стол... Набегалась, и теперь ей тяжело стоять - несмотря на хитрую обувь.
- А для матери ни одного не находится?
Развела руками.
- Не всякие подойдут. Не дочери мать учить, не за помощь родню упрекать. А получилось неправильно. Так, как быть не должно.
- А отчего оно так получилось, неправильно?
Вновь разведенные руки. Молчание. Напротив - живой знак вопроса. Глэдис скосила глаза на окно - занавески задернуты. Хорошо. Можно встать, подойти - и, как некогда Дэффид, споро ухватить не ожидающую такого оборота сиду за длинное ухо! Крутануть - так, чтобы вышел свободный ход, чтобы голова наклонилась - к самой скатерти!
- Уай!
Ничего, что у этой по лицу ничего не прочла. Сида умная. Поймет. А не поймет - так и так семье пропадать.
- А оттого, что ты о семье не подумала. О Тулле, об Эйлет, о Гвен, Эйре, Сиан. О матери-вдове, о зятьях, о племянниках или племянницах, что у сестер в животах зреют.
В ответ - голос. Тихий, ровный. Угрожающий!
- Отпусти. Немедленно.
Глэдис заломила ухо покруче, и прихватила второй рукой для верности.
- Я мать, кому еще дочерей тягать за уши? Одну по щекам отхлестать пришлось, а тебе, младшенькой, наказание самое то. Или не поделом? Ты даже о собственном сыне не подумала... кукушка и кукушонок разом!
Безмолвие. Ни попытки разорвать захват, ни песни, ни удара клинком. Только дыхание - быстрое, глубокое. Надрывное.
- Ну? Виновата? Я понимаю, ты должна была думать о своей республике и о Камбрии, а то и обо всем христианском мире. Не понравилась наша помощь - отвергла, и ладно, дело твое. Но как ты, змея подколодная, посмела забыть, благодаря кому дышишь? Не Дэффид, валялась бы дохлятиной в королевском застенке. Не так?
Ответа не было. Никакого! А слов уже не осталось. Разве повторить главное:
- Зачем род отца позоришь? Зачем достояние расшвыриваешь? Кейр плох? Так другого найди... Сама возьмись, но не набрасывай отцовский плащ на чужого человека!
Потребовать:
- Отвечай!
Слов - не дождалась. А был - тихий всхлип. Была рука, отчего-то отпустившая треугольное ухо, ставшее ярко-пурпурным, будто на него полтысячи красильных ракушек перевели. Поднятое вверх лицо сиды - мокрое от слез. Неудержимое желание эти слезы смахнуть... прижать, повыть вместе над неправильным.
Глэдис удержалась. Даже в голосе удалось удержать строгость.
- Ты поняла?
Кивок. Кажется, еще и онемела...
- Ты запомнила?
Снова наклон головы. Упрямый. Злой, несмотря на залитые слезами глаза.
- Я, - Немайн слова словно выдавливает, - буду... помнить.
С каждым словом выпрямляется спина. Уши прижаты, клыки оскалены. Но Глэдис чувствует - перед ней не «дракон». Дочь. Не съест. Но это не только дочь.
- Запомни и ты. Еще раз, не спросив меня, полезешь в дела республики - построю-таки монастырь в Кер-Сиди. На тебя одну.
За ухо уже не ухватишь. Поздно. Остается напомнить:
- Иные бывшие короли из монастырей возвращаются - правящим детям помогать.
- Ты - не королева. И не императрица. Ты только мать императрицы, - Немайн скривилась, словно уксус попробовала, - так дай себе труд советоваться со мной, прежде чем предпринимать какие-либо шаги. Чтобы не погубить ни людей, за которых отвечаю я. Ни достояние рода, к которому и моя должность относится. Ни честь моего отца, которая и от моей чести зависит.
Искушение прижать, приголубить - велико. Глэдис шагнула назад - раз другой. Спросила:
- Ты считаешь, ты настолько хороша, что старухе матери, управляющейся с заезжим домом пятины, нечем тебе помочь?
Сида снова уперлась в стол кулаками. На лице - мокрые дорожки.
- Втемную - да.
Вот тут Глэдис улыбнулась.
- Честная, - сказала. - Умная. А вот насколько умелая? Докажи. Верни место принцепса в семью - и я приму твои условия. Можешь мне даже пощечину дать... для памяти!
И дочь-гордячка сама склонила спину! Низехонько, в пояс. Согласна! Выпрямилась. А потом с истошным:
- Мама, прости!
Метнулась обниматься.
И были слезы, горькие, соленые и сладкие разом, и мягкое пламя волос под рукой. И правда, наполовину дитя. Куда ей без матери! Что до второй половины... Императрица, богиня - какая разница? Главное, внутри - любящий ребенок. Значит, можно помириться и уговориться, что бы ни стряслось.
До утра Глэдис спала крепко, сны снились истинно майские - молодость, живой Дэффид, залитый солнцем юный мир.
Утро поприветствовало хмурыми лицами дочерей.
- Немайн исчезла, - сообщила Эйлет.
- И Анастасия.
- И Луковка.
- И кроватка маленького - пуста...
Вот и все. Думала, поняла сиду?
Все думали!
И что теперь?

 Отправлено: 22.03.11 19:16. Заголовок: Новость об исчезнове..

Новость об исчезновении сиды в стенах «Головы» удержалась недолго. Город есть город - слух, что вернулся из противоположного предместья, не похож ни на правду, ни на первые пересказы. Да и дома... Ни рассказать, ни объяснить. Как - если и слов-то почти не было?
- Мам, ты что, Майни выгнала? Совсем?
- Так ей и надо!
- Ой, она же и Эйру заберет... Как ученицу!
- А кто нам страшные истории рассказывать будет?
Три дочери хотя бы спрашивают, хотя и для них ответов нет. Эйлет стоит чуть в стороне, слушает - молча. Словно старше. Не возрастом, а опытом и страданиями. Вровень с матерью, и от этого - никуда не деться. Скоро и Эйра будет такая же. Если сида ушла насовсем, править республикой и городом на холме - ей. Хозяйство побольше заезжего дома, побеспокойней королевства. Девочка достаточно учена и сурова, чтобы не выпустить Кер-Сиди из сильных рук.
Остальные, даром, что замужние и скоро сами матерями будут - обступили, заглядывают в глаза. Мать для них снова - власть и мудрость. Только Глэдис себя сильной и умной не чувствует. Скорее - наоборот. Хорошо, от внезапного известия ноги к полу не приросли. Хватило сил поднять руку, сказать:
- Тише, девочки. Говорите по одной. У меня-то уши не ворочаются! И - заходите.
Пока выговариваются, можно сесть на кровать, обвести комнату взглядом. Не только девочки. Еще и зятья, и жених Эйлет, которая, наконец, решила заговорить. Спокойно, аж мороз по коже. Не вопросы - то ли размышление, то ли уже решенное.
- Я, пожалуй, уговорю мужа вернуться в Африку. Не хочу, чтобы наших детей саксы вырезали!
Магистр оффиций улыбается.
- Там хорошо, где нас нет... Тут саксы, там арабы. А еще в жарком климате женщины быстрей стареют.
Вот она, римская сноровка в обращении со словами. Что дочери какие-то неверные? Не эхо даже - отголосок эха. Эйлет живых саксов не испугалась. Зато морщины страшны и героине... Что такое ранняя дряхлость, девочка знает. Видала и сборщиц ракушек, и тех, что таскают на заболоченные поля навоз, пока их мужья и братья подсыпают песок. За иными могла следить - скажем, на рынке, где тяжелая корзина, которую приходится таскать на голове превращает девочку в старуху за то же время, за которое богатая горожанка не успевает толком расцвести.
Подействовало. Дочь поменяла планы. Немного.
- Можно в Мерсию переехать. Там камбрийцев принимают...
Сговоренный жених только пожимает плечами.
- Да, мне стоит поговорить с королем Пендой...
Раньше, когда Эмилий изображал торговца, слова выбирал другие - прямей, резче. Теперь - не так. Кажется, сказал одно, на самом деле - другое. Ведь не согласился с невестой, только сделал вид. На самом деле показал, что у него есть дело к Мерсийцу, и что вовсе не против покинуть место семейной свары. Глэдис сообразила: это хорошо. Отложит главный разговор.
- Так ступай теперь же. Дело есть дело. Кстати, работа есть у всех.
- Так нас ведь тоже будут спрашивать! И еще как!
Хороший вопрос - на него ответить можно.
- Всякого, кто будет задавать вопросы, самого спрашивайте. Помнит ли, что у моей дочери большие глаза и острые уши? Помнит ли, что у нее на пальце - рубин, на лбу - белая повязка, а в руках - ивовый посох? Ответ может оказаться или не по уму, или не по чину.
- Есть и хорошие люди, - заметил Кейр, - уважаемые... Не обидились бы.
На его слова кивнула не жена - маленькая Сиан.
- Кто обидится - тот или недостаточно хорош, или не заслуживает уважения, - сказала Глэдис. - Считает себя умней сиды и выше... как это называется, совет при императорах?
Она повернулась к Эмилию.
- Консистория, - сообщил римлянин. - В нее совершенно точно вхожу я, патриарх, вторая императрица, наследница, начальник дружины. Все. Другие должности пока не заняты. И раз святая и вечная не созывала нас...
Развел руками.
Мол, если мы не знаем, то остальным тем более знать не положено. Только... Не созывала - не значит, что не говорила. Можно попробовать надавить. Но римлянин не сида, врать умеет. Это раз. Разговор может закончиться демонстрацией того, что место матери святой и вечной отныне ниже, чем у магистра оффиций. Это два. Значит...
- Вот и все. Вечером, как закроемся - договорим. Сейчас у всех есть дело!

У Эмилия - к королю Пенде.
Нельзя заставлять важнейшего союзника беспокоиться... слишком долго. Своевременность - основа дипломатии! Еще хорошо, что одни из ворот заезжего дома смотрят в сторону города. Не нужно петлять по улочкам предместья. Короткая прямая дорога... и на той - люди. Там зло косятся на "Голову" и вслух говорят, что с уходом сиды Британия пала. Случаются и прибавления: мол, если бы рыжая выбрала нашу семью, все вышло бы иначе... Как будто святая и вечная выбирала! Когда защитница христиан спасла город, но свалилась изломанной куклой - кто возмутился, что сида брошена в застенок? Тогда Немайн была лишь нечистью холмовой - для всех, кроме Дэффида ап Ллиувеллина и его семьи.
Зато теперь всклокоченный бард поет песню о третьем великом предательстве. Первое совершил Вортигерн, что призвал саксов на землю Британии. Второе - Мордред, племянник Артура, не ко времени решивший тягаться с дядей за престол. Третье... теперь. После каждой строфы бард переспрашивает, кто виноватее? Кто ударил в спину сиде больней и тяжелей? Поджигатели начали, Кейндрих-ревнивица - добавила, королевские склоки продолжили, Сенат дополнил, семья завершила.
Нехорошая песня. Пришлось шагнуть в сторону певца, народ размыкается. Тем, кто еще не знает Эмилия из Тапса - цвет военного плаща говорит достаточно. Не пестрая расцветка клана, не багрец королевской службы... В Камбрии у белизны одежд немало значений. Белый - цвет священства и друидов, цвет фэйри и ангелов, цвет смерти и жизни вечной. Теперь еще - и цвет службы Республике.
Знак высшего чиновника здесь, в Кер-Мирддине, еще не узнают - но золотой циркуль, вышитый на квадратной вставке, выглядит достаточно внушительно и значимо. Настолько, что певец умолкает, хотя наглость местным фиглярам выдают в утробе матерей. В Камбрии даже у бродячего певца есть надежда встать на дорогу почестей, ведущую к сытному и почетному месту при королевском дворе. Был бы дар затрагивать души - ритмом слов, звоном струн, течением голоса - неважно!
Этот - именно бродячий, причем из держащих нос по ветру: поет ни в склад, ни в лад, на земле тарелка для пожертвований. Здесь это ново. Обычно барды сговариваются за ночлег, стол, одежку... Да и нечем было платить уличным певцам - до того, как из Кер-Сиди расползлись маленькие кусочки кожи с отпечатком мизинца святой и вечной. На обороте - никаких обещаний о размене. Просто: "один обол". Но надо же - ходит не хуже, чем в Африке - медяки!
Судя по количеству клочков кожи в деревянной тарелке, этот уже наработал на обед.
- Не заткнешься - именем моей повелительницы снесу голову...
Говорят, старшая императрица в состоянии так посмотреть на человека, что тот седеет на месте. После "не для меня", после рождественской битвы - верится. Истинно императорский дар. Сказано: "страшно попасть в руки Бога живого"?*. А кому доверена власть над христианами, и честь противостоять нечистому - на земле, в миру?
Певец и поэт вскинул голову, дернул ворот:
- Совсем не петь?! Руби! Истинный бард не может жить без песни!
- Совсем - но лишь до завтра. Завтра - можно...
Бродяга держится с достоинством сиятельного мужа.
- Завтра - твое дозволение и одобрение, как человека Немайн, и ее именем? На эту песню.
Немало желает.
- Да.
Можно идти дальше. За городскими воротами - тише, куда тише, а на подворье Пенды - благолепная тишина. Мерсиец снял городской дом одного из кланов. Хоромина в случае осады должна вместить не одну сотню жителей - как из предместья, так и с окрестных холмов, так что посольство разместилось просторно и удобно.
Сегодня - людно. Почти каждый сильный человек заглянул, и короли не исключение. Прямо сейчас у Пенды Гулидиен. Догадался, что все камбрийские союзники к нему пойдут - советоваться, требовать большей доли в невзятой добыче, а то и оставлять ряды. Без сиды - вовсе не то же, что с сидой! Как нясядут...
Зато у Пенды - хорошо. Удобное кресло, кружка пива. Простой разговор - не о делах. Куда и спрятаться молодым? И римлянина заявившегося - сюда же! А что Мерсиец не удержался, и принялся насмешничать над христианами, так над плохими... Хороших он уважает.
- Меня честят язычником, - говорит последний английский король старой веры, - а сами? Сида ушла, судьба свершилась... слушать противно! Я верю в приговоры Норн, но и их нити не прочней стали. Крепкий духом выбирает судьбу сам, а избрав - не бегает от нее! Помните ее песню? Вот. Я верю Немайн, а не в нее. Как товарищу, а не как в божество. Ушла? Значит, надо. Придет время, вернется. Скоро! Флот-то обещала выставить. Что скажешь, Эмилий?
- Что я пришел сказать тебе то, что ты сказал мне. Теперь мне остается пить пиво за здоровье могущественных и великолепных!
По-гречески и латински слово одно, по-камбрийски - два. Можно разделить - первое уместней применить к мужьям, второе к женам. Королям и королевам большего титулования не положено: и это следует сразу за императорским. Другое дело, что восхваления местным властителям привычней воздуха - при каждом дворе есть бард, одна из задач которого - захваливать короля и королеву до полной невосприимчивости к лести...
- Немайн не может уйти просто так, - говорит Кейндрих. - Она мне еще ничего не ответила.
- Трудный вопрос, даже для нее.
- Она умная. Пусть думает. Впрочем... - Кейндрих улыбнулась мужу, - На сей раз она будет воевать в сторонке от тебя, милый, и это хорошо. Пусть никто не говорит, что королева Диведа и наследница Брихейниога из ревности мешает походу на давнего врага. Передай это Ушастой, римлянин. Если она ушла оттого, что ничего не идет в голову - пусть не прячется.
Сдвинула брови, наклонила голову вперед.
- Пока. До того, как мы снова увидимся.
- Передам слово в слово.
Повисшую было тишину развеял веселый голос короля мерсийского. Опять незлая насмешка:
- Эмилий, что я вижу: римлянин, и пьет пиво! А я уже собирался приказать принести вина...
Магистр оффиций - то ли маленькой республики, то ли большой империи - оторвался от пенного напитка. Поменять настроение в комнате - дело нужное.
- Камбрийцы числят себя римлянами, а пиво хлещут... Кстати, от их домашнего, без хмеля да без угольной чистки, я и теперь нос отворочу. Лучше пить воду пополам с уксусом, чем сходную с мочой бурду. А это...
Рука поднимает высокую кружку - к льющейся из окна полосе света. Солнечные лучи легко пробивают тонкие стенки цвета морской волны, играют со спешащими кверху пузырьками. Пенная шапка играет, словно невиданный в Африке снег...
- Благородный напиток. Шипит, когда его наливают, пенится, как море в шторм. Живой, как море, как создавшая его страна. Я назвал бы его ячменным вином... Замечу, что и разум оно туманит не хуже вина, а разбавлять водой это - преступление. Камбрии угрожает пьянство!
- Для пьяниц искони есть фруктовое вино, - сказал Гулидиен, - оно еще крепче. И дешево.
- Вот уж чего нельзя пить!
- Тогда можно пить кофе... или просто воду. Очаг или несколько капель яблочного уксуса очистят воду от дряни, которую мы все наблюдали в увеличительное стекло патриарха. Как бы то ни было, лихорадок убавится. Сланцевые крыши покончат с большей частью крыс - им станет негде жить. С теми, что останутся, управятся лисята...
Вспомнил ушастых зверей - вспомнил и ту, что из привезла. Помрачнел.
- Она точно вернется? Короля Артура тоже ждали. Не то, чтобы я не верил. Просто - беспокоюсь.
Ждали. Не ждут.
Неужели - место занято? Местные легенды почти затянули святую и вечную... Хорошо, когда пришло время выбирать, она вырвалась из трясины. Только - не навсегда. На один шаг к берегу.
Эмилий кивнул.
- Вернется. Есть гарантия. Самая надежная из возможных.
- Какая?
Любому римлянину - ясно. Королю Пенде - тоже, улыбается в бороду. Гулидиен тоже поймет, сразу как свои дети пойдут.
Свояки, зятья и сестры, даже мать - всех можно оставить. Но для сына ты захочешь наилучшей судьбы! Именно поэтому Немайн вернется - в Кер-Мирддин и в Кер-Сиди, именно поэтому она займется делами бескрайней Империи. Только...
- Она где-то ходит без охраны... Три девушки, младенец. А враги у нее есть!
Мерсиец беспокоится. Весьма любезно с его стороны.
- Месяц назад я бы сказал, что в этой стране ее пальцем не тронут, - сказал Гулидиен, - но после поджога поостерегусь. Немайн сильный боец, и меч у нее волшебный, но ведь и прежних богов убивали! Навалятся кучей, и запеть может не успеть... Опять же, сильные духом и песню перенесут.
- Нам она навредить не хотела, - заметил Пенда, - а обидчикам захочет. Еще как.
Эмилий кивнул. Не просто захочет. Обрадуется! Она такое называет практическими испытаниями... Только не песни она проверять будет. Голос у святой и вечной голос архангельский, но его истинная сила - в командах, разносящихся над битвой и в ободрении воинов. Зато странное устройство, которое августа собирала и доводила вечерами, исчезло вместе с ней. Если учесть, что ложе у штуковины отличается от ложа ручной баллисты разве качеством исполнения, нетрудно догадаться, что основным назначением хитрой машины является человекоубийство.
Так она и шагает где-то: на животе переноска с ребенком, на левом плече - сумка с припасами на недолгое путешествие, на правом, на широком ремне - смертоносное оружие. Враг сунется - протянет ноги.
Вслух Эмилий сказал понятное местным:
- Сами говорите: сида стоит армии. Враги у нее есть. И армии у ее врагов есть. Только - далеко. Не здесь. Потому...
Сказать: «не беспокойтесь» - язык почему-то не повернулся. Августа действительно не лжет. Оказывается, это заразно!
- Потому - беспокойтесь умеренно.

 Отправлено: 22.03.11 19:18. Заголовок: Хорошая обувь - хоро..

Хорошая обувь - хорошо!
Когда ступня маленькая, просто широких подошв мало. В землю не провалишься, но устанешь - ничуть не меньше. Только сегодня - испытание не только нового оружия. Новые сапоги - разносить бы понемногу, но - судьба проверить и их, и ноги разом. Супинатор вполне можно сделать из кожи, толстая, в половину ладони подошва - тоже.
Немайн шагает быстро и широко, подошвы непривычно пружинят - и идти получается куда легче, чем всегда. Пожалуй, даже легче, чем босиком. Главное, ногу не подвернуть. По городу бегала - даже босиком ухитрялась вывихнуть. В такие дни возвращаться в Башню приходилось, словно убитой - на щите, пристроенном поверх копий стражи. Сегодня стражи не будет... зато сапоги плотно зашнурованы от тупых носов до верха голенища, жесткая кожа стягивает слишком гибкие для человека суставы.
Немайн торопится. Сегодня ей хочется уйти подальше от людей... так, чтобы ни одного рядом не было. Увы, рядом с большим городом вся земля не то, что распахана - вскопана под огороды. Зерно в Кер-Мирддин можно привезти и издалека, зато овощи портятся куда быстрей. По склонам - дубравы, но из дубрав доносится хрюканье. Свиньи! Городу нужно мясо, а желуди - самый подходящий корм. Да и наземной мелочи, мышам да ящерицам, нелегко приходится. Впрочем, многие уверяют, что лесу свинские визиты полезны, и пятачки, в отличие от басни Крылова, не подрывают дубам корни.
Вот еще одна причина любви камбрийцев к лесу - и к углю. Каждая роща - это множество тучных свиней. Выруби ее - и придется сидеть на пустой перловке да овсянке, либо - пахать, жать, копать репу для того, чтобы вырастить такое же количество мяса, как то, что роща позволяет взять без особого труда. Нет, пока камбрийцы не перестанут быть мясоедами, своих дубрав они никому не отдадут!
И все-таки везде - фигурки людей, голоса. Вспомнилось, как галлы передавали сообщения о маневрах Цезаря: просто один сосед кричал другому - и, если надо, новость быстро пересекала страну. Камбрия - край не такой плодородный, и пустынные места есть, но не в миле-другой от большого города, а у бедной маленькой сиды уже болят ноги. Несмотря ни на какие сапоги! Сын - уже немалый груз. Ходит умеет, и пару раз прошелся ножками, держась за юбку - немножечко, чтобы не слишком устал. Потом - припасы, и широкий плащ на случай дождя - тяжеленный, тканый с двойной плотностью нитей. На поясе - шашка, кинжал и нож. А еще - полый стальной шар. Запасные двадцать выстрелов к главному оружию - и главному весу!
Руку холодит свитый в трубку булат, плечо трет ремень. Новое оружие Немайн ждет проверки... но вдали от человеческих глаз. Даже с дороги глаз легко различает возможные цели. Не охотница - ни олений бок, ни белкин глаз не нужны. За мишень сойдет приметный лист, сучок, пятно на коре, цветной камешек.
А заодно - нежелательных зрителей.
Так и несут ноющие ноги куда глаза глядят. По сторонам трудяги и зеваки, да и прохожие припоминают поговорку:от зла охранит вода, текущая к югу, и человек, идущий с юга. Туи течет на Юг, Немайн топает на Север - все будет хорошо! Только бы в это верила сама сида... Но вот впереди - холм с нераспаханной вершиной, кругом - безлюдная роща. Сюда она уже заглядывала, но этот холм, в отличие от Кричащего, не подошел. Слишком близко к городу, полезные ископаемые в округе уже поверху общипали.
Зато - свободен!
Есть у камбрийцев такой пережиток язычества - на землях клана не запахивают одно поле, на своей полоске - не жнут последний сноп. Ленивая жертва старым богам. Один холм и одна дубрава возле Кер-Мирддина - именно таковы. Потому... Лямку с усталого плеча - долой! Сперва мешок с припасами. Теперь - маленького достать. Не устал, сна ни в одном глазу - зато вокруг столько интересного. И безопасного, мама-то глаз не сводит!
Теперь отдых. Обед. А потом - стрельбы.
Рука тянется погладить оружие. Хороша машинка!
В работе проверена, иначе - взяла бы она опасную игрушку для охраны своего главного сокровища? Но - каждая деталь многократно испытана, и все вместе - тоже, прямо в кузнице мастера Лорна. Оттуда какие звуки не донесутся, горожане и бровью не поведут. Одно жаль, пристрелять удалось только на комнатную дистанцию... А потому, как только стихает гул в ногах - надеть переноску задом наперед. Взять сына на руки...
Ему не надо плакать - достаточно насупиться.
- Не хочешь за спину... А надо, надо. Там безопасней всего. Совсем не хочешь? Ох, веревки ты из мамы вьешь... Но ты будущий воин, а воину нужно смотреть в сторону врага... Рядом стой, за юбку держись крепче. И вот тебе - на уши. Такая же глупость, как у мамы.
"Глупость" - сооружение из дерева, веревок и кожи. По виду - кронциркуль для измерения голов. На деле - беруши... Сыну - чтобы не боялся, матери - чтобы не оглохла.
Полированное ложе - к плечу. Предохранителя нет, потому - щелчок окончательно присоединяемого магазина, трубки на пять десятков пуль. Свинцовые шарики - братья, из одной формы - и, увы, только эта форма подходит к этому ружью. Стандартизации нет, и, до появления точных станков для работы по металлу, не будет.
Баллон со сжатым воздухом уже присоединен, в нем запас на двадцать выстрелов. Теперь... сида не закрывает ни левый, ни правый глаз, хотя ее зрение вполне заменяет оптический прицел. Людям тем более не понадобится, на ружье - всего лишь прорезь и мушка, впрочем, у луков и такого нет, а ведь попадают! Палец выбирает холостой ход спуска... Нажатие, толчок в плечо - и приметный лист попросту исчезает с ветки.
Взгляд вниз. Маленький серьезен. Испугался?
Немайн торопливо опустилась на колени, пригнулась. Разговаривать с сыном свысока? Невозможно! Только глаза в глаза, как бы мал от еще ни был! Сняла с сына беруши.
- Страшно? Тогда мама больше не будет!
В ответ - по-детски бесстрашный взгляд.
- Мама. Бух!
И - улыбка.
- Точно не страшно?
- Мама - бух!
Да ему еще хочется! Заметил, что "бух!" делает мама, а мама плохого не сделает. Да и бух через наушники вышел не слишком страшный. Так, щелчок, словно ветка треснула. Что ж, будет ему еще!
Позиция для стрельбы стоя. Маленький чуть сзади, держится крепко. Хорошо. Перезарядка - вскинуть ружье стволом вверх, резко опустить. Так - проще, чем передергиванием или давлением пружины. Любая механика может сломаться, гравитация... Когда дело дойдет до стрельбы в невесомости, можно будет и на пружинные магазины перейти.
Мягкие щелчки выстрелов ничуть не мешают слишком чувствительным ушам. В дубраву пришла короткая, на дюжину листьев, осень. Тринадцатый выстрел - несчастливое число! - промах, но пуля сотрясает ствол молодого дерева позади "мишени". Четырнадцатый - сшибает ветку, да не ту. Давление в баллоне снизилось! Если протянуть ножки по одежке, выбрать цель поближе... Есть попадание! И еще... И еще... Со временем можно будет приловчиться и для последних выстрелов брать поправку.
Жаль, прикладываться приходится каждый раз заново, так что рекорд лука по скорострельности не побить, разве что - в упор, не целясь. И все же... Как бы громоздко ни было духовое ружье, как бы дорого они ни было - лук ему уступит. Просто потому, что к луку, даже блочному, нужен лучник, которого готовить - годы, и который будет тратить слишком много времени на оттачивание боевого умения. Рыцарь камбрийского типа. Профессиональный военный, способный с грехом пополам служить и чиновником. Или ремесленником. Или...
Первое ружье станет подарком тому, кто согласился совместить два пути. Тристан желает быть рыцарем и врачом разом? Что ж, пусть будет чуточку лучшим врачом...
- Мама бух?
- Нет, родной, я уже закончила. Сейчас мама присоединит запасной баллон, потом пустой подкачает... Это скучно, но это моя работа. А у тебя есть травка. Тоже интересно! Смотри - берешь травинку. Делаешь так!
Сын что-то рассматривает - не траву, в траве. Хорошо быть сидой - была б человеком, пришлось бы подбегать чтобы увидеть - что. А так... Жук. Безвредный. Главное, чтобы в рот не потянул...

 Отправлено: 22.03.11 19:23. Заголовок: Немайн взялась за на..

Немайн взялась за насос. Те силы, которые лучник тратит в бою - натягивая тетиву - стрелок из духового ружья закладывает в баллон заранее. Тактического выигрыша нет или почти нет: баллон в бою тоже понемногу "устает", правда, его можно сменить на новый и неприятно удивить врагов "вторым дыханием", да сберечь собственные силы на рукопашную. Разве что при очень вымуштрованных лошадях...
Только чуть прищурь глаза - и увидишь двойную линию всадников, разворачивающихся навстречу врагу. Лошади передней опускаются на колени... хотя лошадники уверяют, что это у них запястья, в середине-то ноги! Всадники вскидывают ружья. Залп! Страшный, потому что прицельный. У них над головами пробегает сухим громом второй... Мало? Вот сразу третий - всей перезарядки, что резко поднять ствол и опустить.
У Немайн получилось опустошить баллон за минуту. В баллоне - двадцать выстрелов. Значит, два ряда дадут сорок выстрелов - в минуту и на ширину конской задницы. Потом - команда. Либо - сменить баллон, либо - шашки вон! Рубить - не уставшей от многократного натягивания лука рукой.
Жаль, что в таком строю будет не больше десятка-другого воинов. Цена! Ружье стоит столько же, сколько полный комплект тяжелого рыцарского вооружения. Сделать его куда трудней. Так что пока - это награда, позволяющая человеку, избравшему невоенное поприще, встать вровень с теми, кто с детства выбрал военную стезю. Со временем найдутся и такие, кто закажет такое оружие сам, и с ним займет достойное место в конном ополчении, встанет вровень с рыцарями... Так что выигрыш от нового оружия - социальный, и духовое ружье означает создание элиты нового типа. Людей, для которых мирная профессия является основной, а военная - вторичной, хотя и жизненно важной. Людей, которые не смогут рассчитывать только на себя - потому, что даже в дружине бывшие метатели дротиков получат один насос на двоих, и одну большую зарядную машину - на город. Лук может сделать один мастер, а ружье - только многие люди, рассеянные по двум королевствам.
Это оружие - не начало индустрии, не вершина ремесленничества, хотя на стволе и гравировано гордое: "Lorne fecit". Сделано Лорном.
Это - помесь. Гибрид.
Так и люди, что будут его носить, станут не феодалами и не индустриальной элитой - чем-то средним, как и нынешние камбрийские рыцари, имеющим крайне ограниченное боевое значение. Исход битвы по-прежнему будет решать ополчение, пусть и вооруженное по-новому. Сталь - вот что даст решающее преимущество над варварами! Защитная - в шлемах и кирасах, разящая - в мечах, клевцах и гвизармах, сильная и меткая - в ручных баллистах, быстрая - в рессорах колесниц.
Враги могут взять трофеи - но что им толку от хороших мечей, которые после сечи нужно централизованно перековывать, потому что не точатся, слишком твердые? Баллисты и колесницы требуют понимания. Прослужат до первой поломки, в неумелых и грубых лапах - неизбежной и скорой. Разве доспехи могут послужить противнику, но что толку строю от отдельных комплектов? А шанса взять много не представится.
Преимущества в численности у них не будет, но если военная хитрость врага или собственная небрежность отберет у камбрийцев победу, обычной резни и гибели народа не случится. Отход пехоты прикроет дождь из пуль, а на ближайшей реке за спинами отступающих вырастет деревянная стена - яхты!
Насос идет уже тяжело. Сида пыхтит, а надо еще за сыном послеживать. Но много ли заботы - следить за собственным дыханием? Ребенок - ее часть, самая важная, самая дорогая... Кто еще нужен?
- А никто не нужен, - воркует Немайн. - Нам с тобой друг друга хватит! Я это ты, ты это я...
Слова Луковки! Вот и гадай - то ли сын для Немайн - божество, то ли ее богиня для Нион - дитя. Но размышлять лень! Сегодня - день без тревог и забот. Заполненный баллон, отнятый от насоса, сердито фыркает, будто кот, у которого отобрали рыбку. Его - на пояс, насос - в мешок. Все! Можно играть с сыном, грызть травинки, валяться на теплой, просушенной солнечным жаром земле. Интересно, какого цвета у сидов загар? В книге наверняка написано, но посмотреть было лень. Вот шутка будет, если - синий или фиолетовый!
Можно даже петь - негромко, так, чтобы внизу слышно не было, подбирать камбрийские слова к оперным ариям и просто хорошим песням. Мешок с припасами и трогать пока не хочется. Немайн сыта свободой от долга и власти. Можно даже помечтать - что будет, когда врагов удастся отбить от границ, а Сущности отпустят заложника - того, чья память досталась сиде? Тогда - капюшон на уши, глаза сощурить - и кто отличит ушастую-глазастую от обычной девушки?
Можно будет просто жить, и крепостью будет не башня, а обычный дом под островерхой крышей... а скорей, просто комната на чердаке, с окном, глядящим на Туи или на море, так, чтобы зелень сланцевой черепицы перетекала в зелень воды.
Внизу - зелень дубравы, под ногами - зелень травы, ветерок теплой лапкой ерошит волосы, играет широким подолом, яркими пятнами мелькают крылья бабочек, звенят голоса птиц. Хорошо-хорошо-хорошо, словно пустили на небо. Ненадолго, чтобы с зарей вышла, до зари вернулась. Майский день длинен, да вечер холоден! Вот и дан Немайн один день - между войной и войной. Вынырнуть, как из морской пучины, хватнуть воздуха жадным ртом - и снова вниз, навстречу глубинным чудовищам: у них зубы, у них клювы, щупальца...
Ради чего ныряет ловец? На дне - сокровища. Черный жемчуг - спасение друга, ярко-алый коралл - долг перед новой Родиной, пурпуровые раковины - надежда на мир и счастье для себя и маленького.
Так? Может быть, но отчего на устах - зевок, а в голове - мысли о том, чем нужно заняться, спустившись с холма? Бывают ведь и иные ныряльщики.
Им дана хищная радость вонзить нож в жабры подводного чудища! Опередить смерть на удар сердца, привязать к лодке тушу людоеда или гору мяса, так любившую мясо чужое? Налечь на весла, начать гонку - соревнование с монстрами, для которых твоя добыча - лишь наживка?
Так что нужно Немайн для счастья? Майский ветерок или осенняя буря? Или - стылый ветер. Короткая россыпь слов, словно порвалась нитка с бусами: "Нарушение герметичности... снос... срыв якорей... нефтепровод..." Мгновенный расчет - конструкций, техники, людей. Надвинутый шлем.
- Проход сужается, - в наушниках.
Голос. Чужой, но в памяти - свой.
- Сколько?
Кивок - на ответ, словно могут услышать.
Мощный мотор, что тащит к сердцу могучей машины. Машины, которой нельзя умереть. Медленно сдвигающиеся стальные стены. Скрежет. Робот? Предлагали, но кабель он не дотащит, далеко, а сигнал не проходит. Послать другого? Не в этот раз - решение нужно принять на месте.
В голове крутятся варианты: "если... то... иначе..." Про обратный путь - ни мысли. Проход сужается быстрей, чем сказали. Значит, придется решить проблему - на месте, в одиночку. Или - умереть...
Разум - холоден. Сердце - спокойно. Тот, кто останется жив, будет вспоминать дорогу туда - с улыбкой, нескромно жаловаться: "Там оказалось дел - на два удара кувалдой. Любой чернорабочий..." Врать. Для того, чтобы оправдать эту самую улыбку...
Сида хмурится.
Что-то такое счастье не напоминает ни мечты императрицы, ни страсти древней богини. Да и Пенда Мерсийский после недавнего совещания уверял, что Немайн не похожа ни на камбрийку, ни на римлянку... При этом о самом существовании чужой памяти он не подозревает.
Самый противный вариант!
Потому, что тогда выходит, что Немайн - сумасшедшая, хуже кэрроловских Безумного Шляпника и Мартовского Зайца.
Безумный Шляпник... Слишком много от него. Вся память - его, как и вся ухватка. Тогда - почему все сыплется, рук не хватает - удержать, глаз и ушей - уследить? У него все получалось, и куда как более трудное. Немайн роется в чужой памяти, словно в своей, пытается найти ответ. В конце концов, это необходимый этап исследования себя - прогон на холостом ходу. Жаль, недолгий. Радость, что недолгий!
Мысли прервал звук. Лес трещит, будто сквозь него семья кабанов ломится. Ружье наизготовку! Окрик - и побольше грозы в голос:
- Кто смеет беспокоить римскую августу? Назовись или умри!

 Отправлено: 22.03.11 19:24. Заголовок: - Кто смеет беспокои..

- Кто смеет беспокоить римскую августу? Назовись или умри!
Выбрала - так выбрала. Но для людей - не значит для себя...
В ответ - звонкое, но усталое:
- Другая римская августа!
И, рядом:
- Я это ты!
Да, Анастасия не умеет ходит по лесу, а Нион-Луковка, верно, задумалась - и превратилась из неслышного болотного духа в ходячий танк. Интересно, сколько шишек набила! И...
- А что вы тут делаете, а?
Вот, теперь их, наконец, и видно. Анастасия тяжело дышит, подол весь зеленый, не отстирать.
- Майни ищем!
Сестра-римлянка - и "Майни"? Все время была Немайн, и - если забудет - "Агусто".
- Ты забыла предупредить сестру, - сообщает Луковка, - она очень беспокоилась. Очень! Хорошо, вспомнила, что есть я. Меня ей почему-то не хватило, ну, мы отправились к тебе.
- Сиятельная Нион Вахан отвела меня к тебе. За руку. Сестра, почему она знает то, чего не знаю я?
Немайн помотала головой.
- Я тоже не знаю. Нион, как ты меня нашла?
- Я это ты. Ну где ты могла быть, кроме как на холме Мерлина? Это его сейчас глупые холмом Мерлина зовут. А раньше, до того, как пришли римляне и озерные ушли в Аннон, был безымянный, просто волшебный... Кто на него не забирался, не возвращаться, не получив либо колотушек, либо видений... Я вообще сомневалась - ты так не хочешь быть собой... Может, Луковка уже не ты, и слышит неправильно. Боялась. Но ты - здесь. Значит, я - это ты.
Не улыбнулась - просияла.
И ведь права! Вот почему роща для свиней, а холм для распашки - табу! Скорее всего, друиды хорошо понимали, что если распахать склоны, пашню смоет - зато овраги искорежат и остальные поля. Простонародью же объяснили по-свойски. Иным - и колотушками.
- Майни... - Анастасия словно сама не верит, что так называет сестру, - Ты меня не пугай больше так. Надо уйти - скажи. Только скажи, что вернешься! Или... даже что уйдешь насовсем. Только говори, пожалуйста... Я выдержу. Я теперь сильная. Я ведь не ребенок...
- Она же твоя сестра, - поясняет Луковка, - а не ты сама. Помнишь, ты меня учила с тобой здороваться и прощаться? А теперь сама забыла... И что нужно говорить вслух, тоже забыла!
Немайн молчит. Говорить - стыдно. Потому что - дошло. Медленно, как до того динозавра с мозгом в основании хвоста. Ну, у сидов шея длинная, на три позвонка длинней, чем у людей. Да и гены... Сущности явно кроме росомахи и жирафа прибавили! И что толку от памяти гениального инженера, который умел подмять или воодушевить людей на решение одной задачи - как правило, недолгой. Недели. Максимум - месяцы. Потом победитель увенчанный славой шагал по карьере дальше, оставляя за спиной пунктир связей... и только! Он никогда и никем не управлял постоянно, семьи и той не завел. Немайн - и есть то, что получилось в результате одной из самых серьезных его попыток.
Что касается профессии... Половина коллег ненавидит вечно правого сноба, он не озабочивается отвечать тем же, просто растирает в пыль при случае - чаще всего ради доброй шутки. Остальные - нейтральны и профессиональны. Или делают вид.
Сида в Камбрии - год. И если ей еще не плюют в лицо на каждом шагу, не вызывают на схватки до смерти и позора - значит, она что-то большее, чем "пожарный корпорации" и "победитель катастроф" из двадцать первого века... Только пока не понимает и не умеет пользоваться тем, что неосознанно приобрела.
- Скажи что-нибудь! - говорит Луковка. - Анастасия не понимает твоего молчания!
Что можно выговорить, когда стыд сжимает горло? Разве - согнуть спину и шею. Когда чуть отпустит - признать:
- Я виновата... Простите меня! Анастасия, я же саму себя не помню... Вот и тебя чуть не забыла. Сестра, пожалуйста... Помоги вспомнить!
Тут ухо сиды резко повернулось, раздался окрик:
- Володенька, бяку брось! Брось, кому сказано!
Сын выпустил тварюшку. Жук, обрадовавшись спасению от огромного и, очевидно, насекомоядного существа, поднял надкрылья. Тяжелое жужжание - и он, промелькнув темной размытой чертой, исчез. Быстро, почти как пуля! Немайн вновь обернулась к сестре и подруге - лицо все еще просительное. Виновато и чуточку гордо сказала:
- Мальчишка. Глаз за ним да глаз...
- За тобой тоже, - буркнула Анастасия. - Для чего еще существуют любящие сестры? Конечно, я тебе помогу! И если надо, прикажу бросить бяку!
- Спасибо...
Немного сказала, но этого хватило. С холма спускались вместе. У святой и вечной августы Анастасии через плечо оказался переброшен ремень новейшего оружия, освоенного буквально за пару часов. Когда еще она толком фехтовать выучится! Социальные изменения - хорошо, но дать тем, кто тебе дорог, шанс защитить себя - важней.
У Луковки - мешок с насосом, зато без еды... Всех сидовых припасов как раз хватило втроем поужинать.
У Немайн - сын в переноске. Уже не оглядывается по сторонам, спит себе. А у матери в уголках глаз...
- Майни, ты плачешь? Тебе грустно?
Сида провела по глазам тыльной стороной руки. МокротА! Но сестре нужно ответить. Луковка смотрит на Анастасию с удивлением, словно та не замечает очевидного.
- Не грустно, - ответила Немайн. - Просто... Кажется, я счастлива. Оттого, что вы рядом!

 Отправлено: 22.03.11 19:24. Заголовок: Пляшет огонек в ками..

Пляшет огонек в камине - не людей греет, беседу. Кресло Немайн снова пустует. Промелькнула над городом, как короткий летний ливень, оставив умытую посвежевшую землю, но и остовы сломанных деревьев, и попорченные потеками из прохудившихся крыш стены...
Людям, заслужившим почет соплеменников ратными подвигами отныне придется считаться с Сенатом. Заведение, что задумывалось для пускания пыли в глаза соседям, отныне имеет собственный вес. Что для этого понадобилось? Две речи, два голосования и негласное обсуждение в "Голове". В Сенате - говорила августа. В "Голове" - оправдывалась перед своими солдатами императрица в старом, республиканском смысле слова: та, за кем армия пойдет на край света. В Сенате лились латинские речи - здесь хватило камбрийского говора.
Тогда с ней согласились лишь оттого, что перед войной начинать усобную свару не ко времени. Теперь - все тихо, все правильно, куда правильней, чем раньше. Все заняты. Сенат, взамен объявленного всемогущества занят настоящим делом - вопросы торговли, промышленности, транспорта занимают их с головой. Война и мир остались королям, работа на земле - кланам. Те, кто собирается в "Голове", как и прежде, лишь присматривают, чтобы никто не обидел народ - ни короли и их люди, ни клановая старшина, ни гильдии с Сенатом.
Конечно, народное собрание должно созывать хозяину заезжего дома, но, если дело зашло далеко, десяткам, сотням и тысячам, сомкнувшим шиты, блестяшим наконечниками копий и билов, понадобятся вожди.
Вот они сидят у огня, пиво пьют. Забот не убавилось - просто на смену одним хлопотам пришли другие. Меньше сговариваться самим, больше - послеживать. Не только за сильными людьми, за слабыми тоже. Кто должен устыдить, подать пример, а то и отвесить пинок? Люди, увы, ленивы, недальновидны, трусливы - или станут такими, если дать им полную волю.
Пример - одна кумушка, наговорившись с греками, стала проповедовать, что, мол, отнимать жизнь - не женское дело. Что, мол, у греков женщина не ходит в походы, а почитаема как мать и жена. И никто не думает лишать ее прав на имущество...
Немайн на нее не было! Перед самым отъездом уронила:
- Власть - дочь острой стали! Закон - внук.
То-то сама каждый день с клинком упражняется и сестер гоняет.
Ничего, другие нашлись. Самую чуточку злые... Разоружить женщин - на треть убавить силу народного ополчения, что уже плохо. А совсем плохо - невозможность выбрать храбрую жену или невестку! Сын получается из матери... и если трусихи не будут умирать старыми девами чаще, чем героини - от рук врага, во что превратится народ Камбрии?
К тому же многие видали этих "полноправных гречанок" в Кер-Сиди, и оказываемый им почет. Да, мужья и сыновья их любят. Зато говорят... "Послушай, что говорит женщина и сделай наоборот". "Волос долог, да ум короток". И просто: "бабья болтовня". Чего стоят слова, которые не подкреплены правом отстоять их с оружием в руках? Чего стоит мнение каких-то гречишек, когда еще вчера по городу хаживали две римские императрицы - и у каждой на поясе шашка?
Вот и еще одна оружная - у этой к поясу привешен легкий клевец. Сиан... пожалуй, она стала тем, чем была Эйра еще в прошлом году. Не ходит - шествует, умеет правильно поклониться и найти верные слова для приветствия. И больше сама подносов не таскает - для этого есть выделенные кланами помощницы. Лучшие: разносить яства и поддерживать беседу с гостями - не самая тяжелая из работ. Конечно, водяные колеса поменяли многое: и жернова крутит, и тесто месит, и белье стирает - речка. Сида научила воду даже чистить кольчуги и надраивать до блеска котлы! Но у котлов и жаровен на кухне стоять приходится живым поварам. А еще нужно стелить постели, прибирать комнаты... И все-таки нововведения означают для простых женщин дополнительные годы красоты и жизни. Так и должно быть в земле, в которой хранят правду!
Правда заметна даже по настрою в пиршественной зале. Почти как при Дэффиде! За стойкой - свой, такой же воин и герой, не помешанный на приумножении добра скупец из Гвента. Хозяин заезжего дома теперь Кейр, а второй зять Глэдис председательствует в Сенате. Как раз по торгашеской душе работенка!
Когда сида назначила нового принцепса - или, как она выразилась на выспренной латыни, "настоятельно рекомендовала кандидатуру", сестры ее чуть не разорвали - Глэдис спасла. Сказала, что Ушастая сделала как сказала мать... А если Гвен так мила кухня, а Тулле - торжественные наряды и перо за ухом, так они и при свояках могут трудиться. Заодно и присмотрят, чтобы мужчины не тащили из большой семьи в малую...
Сестры переглянулись - и ну обнимать свою Майни... Слезы, сопли, всепрощение. Да только у Немайн улыбка была не такая, как обычно при обнимках. То ли насмешливая, то ли снисходительная. Так или иначе - а тот же Кейр теперь под двумя каблуками разом. Вон, Гвен то и дело в зал выглядывает. Посматривает, значит. Гордая-гордая: раньше была у мужа в подчинении, а теперь у свояка, зато почти на равных. Даже готовить лучше стала - при том, что и раньше ее стряпня была выше любых похвал.
Кейр тоже доволен. С женой - никаких ссор. Та по вечерам домой из Сената - не идет, бежит, так по мужу успевает соскучиться.
Нет, право - хорошо, когда Немайн рядом... но - за углом, за поворотом, за речной волной, за текущей водой! Иными словами, у себя, в волшебном Кер-Сиди, где, верно, жители умеют дышать переменами, как рыбы - водой. А этому городу нужно от ее явления отдохнуть.

 Отправлено: 23.03.11 09:56. Заголовок: Выложил девятую триа..

Выложил девятую триаду на сайте.

 Отправлено: 23.03.11 13:02. Заголовок: Не охотница - ни оле..

Не охотница - ни олений бок, ни белкин глаз не нужны.

Как-то шероховато. На крайний случай можно добавить "ей" типа "... ей не нужны."

тяжеленный, тканый с двойной плотностью нитей.

То же. Казнить нельзя помиловать :) . "тканный, "? "сотканный из нитей двойной плотности"?

Про оснащение путешествующего гг. Ранец уже сделала? В какой авоське она тащит весь этот игровой скарб? как маскирует объект испытаний? (как с секретностью?) Состав оружия помимо пушки включает ДВА шара, патроны, насос. где оно всё?

А потому, как только стихает гул в ногах - надеть переноску задом наперед.

А смысл? пусть сидит на подстилке за линией огня, играет и не мешает.

Наушники против шума как-то уж сложно описаны. Мы не камбрийцы, нам поэтическое описание не нужно. Веселее для современников ирония инженера реализовавшего подручными средствами известную всем вещь. В стиле: ""black&dagger" своими руками! Новинка средневековья!"

Свинцовые шарики - братья, из одной формы - и, увы, только эта форма подходит к этому ружью. Стандартизации нет, и, до появления точных станков для работы по металлу, не будет.

полностью осознал после второго прочтения :)
Как-то про отсутствие стандартизации и даже пользу её (см. ниже про планы вооружения частей) невнятно. Про ствол (как самую сложную деталь) ничего не сказано.
Хотя когда на военной кафедре изучали ГШ6-23 с удивлением узнал, что у разных экземпляров не все детали совместимы :).