Отправлено: 19.08.10 21:17. Заголовок: Текущая книга. Отрывки под тапки. (продолжение)

Тут будут выкладки. Как и на ВВВ.

Для начала - маленькое уточнение.
Книга будет про Немайн, и хронологически продолжающая две предыдущие. Но я постараюсь сделать ее отдельной книгой. Не продолжением сериала, а вещью, вполне употребимой без первых двух частей...

Я обязательно опишу это в тексте.
И спасибо за напоминание - мне действительно часто кажется. что читатели знают ВСЕ.

 Отправлено: 17.02.11 07:07. Заголовок: Перезарядил тапкомёт..

Перезарядил тапкомёт.

1) Совсем не годится в мужья римской императрице.

Не совсем понял смысл данного манёвра. Она теперь чтоли Немайн вообще ко всем будет ревновать и своим и чужим? Или боится что та совратив Пенду разрушит союз или я уже вообще запутался в мотивах.

2) Сущая римлянка. и платьем и прической

Точка вместо запятой.

3) Интересно, насколько неуютно чувствуют себя чернильные души,

Не звучит. Можно и просто "уютно"

4) Такого не случалось веками - но вдруг?

Помнится в предыдущих книгах упоминалось что Дэфид собственноручно перерезал дядьёв нынешнего короля Диведа. Или это не тот случай?

5) Полииииитика (Т_Т) британцы со своим "империализмом" были при этом самым свободным народом европы несчитая разве что каких нибудь швейцарцев скандинавов и исландцев, но в отличие от последних ещё и государство образовали. А уж про имперскую спесь вообще молчу. Те же римляне в этом плане дадут им 100 очков вперёд. Может не наааааадо?

5) и дар, который требует обернуться голову к восточному столу.

Повернуть голову или обернуться.

6) какая-нибудь, не найдя нарастающего ответа вспомнит

Какая-нибудь не звучит. Может всё-же кто-нибудь или ещё как. Нарастающего ответа? Вариант не предложу, но звучит жутко.

7) Так, что слезы вытирать пришлось - настоящие.

Зачем уточнение что слёзы настоящие?

8) отличающемся откамбрийского северным выговором

9) Истинные бритыы, но не трусы и не бездари.

 Отправлено: 17.02.11 13:06. Заголовок: 5) Полииииитика (Т_Т..

цитата:

5) Полииииитика (Т_Т) британцы со своим "империализмом" были при этом самым свободным народом европы несчитая разве что каких нибудь швейцарцев скандинавов и исландцев, но в отличие от последних ещё и государство образовали. А уж про имперскую спесь вообще молчу. Те же римляне в этом плане дадут им 100 очков вперёд. Может не наааааадо?

+1

Кроме прочего, у нас Клирик из мира БУДУЩЕГО, то есть ещё на сколько-то десятилетий дальше, чем мы сейчас, от времён имперского прошлого Британии. Которое и нынешним-то поколением изрядно подзабыто). Для тех, кому сейчас лет 20-25 - вся эта деколонизация и "хинди-руси пхай-пхай"уже относится ко временам "старше моих родителей"©, серьёзный (до ВМВ) колониализм, британские моря и желание "дойти до Ганга" и погнать оттуда "сахибов" - это вообще легендарные времена Гражданской, прадедушек, "Гренады" и комиссаров в пыльных... . А тут ещё поколение где-то прошло. Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой.

Звучит анахронизмом, примерно как вдруг предъявлять счёт французам за 1812 год всерьёз, с накалом стихов Дениса Давыдова, а не в духе водевиля "Гусарская баллада" чётким слоганом "Давным-давно"...

 Отправлено: 17.02.11 14:58. Заголовок: Пока я думаю - и ваш..

Пока я думаю - и вашим мнением интересуюсь - стоит ли перепысывать последний кусочек еще раз, вот продолжение.

Но для Артуиса Гвентского - разницы нет.
Его род десятилетиями держал границу. Пропускал через себя все новых и новых пришельцев, пермалывал, убивал - защищая не только себя - но и сварливых соседей с тыла. И не заметил, что пришлых дикарей - именно сбрасывают. Те, кто поколение назад принял бриттов за людей... и одновременно перестал числиться за людей у недавней родни. Как-то это неожиданно получилось.
- Через мои земли ни один сакс...
Закончить он не успел.
- Тысячи. В прошлом году. Помнишь?
- Это вы их сговорили!
- В поход на нас же?
- Да!
А дальше... Говорят все, быстро, громко, взахлеб. Друг друга не слушают - слышат лишь злость и несогласие, да видят рожи перекошенные... Громче, в ярости, в самозабвении - пока стол, неподъемный, круглый и плоский словно сама земля не прыгнул вверх! Покатились чаши, среди блюд-островов расплескалось море вина! Зло зашипели угли, воздух наполнился хмельным духом. Немайн, маленькая да умильная, отняла руки от столешницы, головой тряхнула - разметала прическу, что с таким трудом из ее коротких волос соорудили. Ноздрями трепещет в гневе! Уши прижала!
Кто был пьян - протрезвел, на сиду уставился. Кто был трезв, чуть-чуть не оглох. Роста ни на палец ни прибавила. Но - была ушастая девчушка, стала - кому августа, а кому и богиня!
- Бахвалитесь? - голос - мертвый услышит. - Грызться начали! Мужья жен, как собак и лошадей закладывают, жены - мужей!.. Артура на вас нет! Или Ираклия! Тот последнюю медь заложил - не на спор, на битву, когда Константинополь град с двух концов штурмовали... Не он - не было б теперь империи, и Истинный Крест был бы теперь в руках персов-огнепоклонников. Стыда у вас нет!
И хотя от чиновного стола несется:
- Свадьба - такое дело... А короли, леди сида, опять сговорятся. Не впервой...
И замолкает. Взгляд, стать, голос... Барды за южным столом уже поняли - как и отчего поседел коллега! А ведь это еще тучка. Без грома. Без молнии!
- У нас война! И свадьбы наши - для нее! Во хмелю и усобицах победить - не надейтесь. Война не та. Враг - не тот! Не нам - выиграть битву и успокоиться! Наш бой до последнего воина, до последнего берега. И пока на этом последнем берегу последний враг не сложит к нашим ногам последнее свое поганое знамя - раздоры не для вас! И не для меня...
Круглые, словно удивленные человеческой мелочностью глаза обходят королей, королев да наследников, заглядывают в души. Совесть - есть ли?
- Не для меня... - повторяет Немайн. Пальцы сжали край столешницы - мореный дуб промялся, словно последняя гниль. Острый зуб впился в губу.
- Не сдержусь, - сказала сида, - Кто считает, что моей песни не вынесет - уходите. Скорей! Вы... короли... Здесь еще? Не трусы... Тогда - слушайте. В поход пойдут все. Когда скажу - Я. И последней двинусь тоже Я. Мне ваши коровы, земли... Вот. А теперь - петь буду!
Ни у камбрийцев, ни у греков мысли не возникло - что можно хотя бы попытаться заставить Немайн замолчать. Когда у драконицы из ноздрей бьет дым - благодари, что он сумела придержать пламя! Когда святая и вечная ведет себя, как и подобает святой и вечной - как ей сопротивляться?
Три стола - чиновный, ремесленный и поэтический - куда как поредели! Воинский и королевский - самую чуть. Кому нужен воин-трус? Королю, да и правящей королеве уйти - проститься с властью, она назначена лучшему в роду. Выслушать песню Немайн - вызов и проверка! Да вон и греки сидят, не двигаются! Только принц Рис поспешно выводит беременную жену, Гваллен оглядывается со страхом и сожалением. Кто в зале жив останется - тот не трус. Была бы с пустым животом, осталась бы рядом с мужем.
Лебедью плывет к выходу Киневиса. Ей чего бояться? Ее муж - герой, и с ушастой дружен, а та верить и быть верной умеет. Сам Пенда не беспокоится, подпер рукой подбородок. Готов слушать! То, что пальцы до серебряного молоточка, что на шее висит, дотянулись - ни жене, ни гостям, ни богине-императрице знать ни к чему...
- Все? - у сиды по подбородку - алое. Клыком располосовала!
Немайн не слушает ответа. В зале звучит неизвестный никому язык. Звучит - песня!

- Не для меня... придет весна.
Не для меня Дон разольется.
И сердце трепетно забьется
В восторге чувств не у меня...

Голос вновь вырос - под крышей тесно. Немайн подняла взгляд - выше глаз, выше голов. Через нее идет сила, сила выше ее самой. На глазах у всей Британии, иначе и не сказать.
Печальные, отчаянные, неукротимые слова льются сквозь грудь, сквозь горло. Печаль и ликование разом. Сида оплакивает себя, мечту о спокойной жизни, ликует - от пения, от того, что лица вокруг вновь стали хорошими, хоть и бледными малость. Слов не понимают? Почувствуют душу. Поймут грусть, вызов, спокойное принятие долга и судьбы. Нет иного пути - значит, этот!

- Не для меня журчат ручьи,
Текут алмазными струями,
Там дева с черными бровями,
Она растет не для меня.
Ни Луковка. Ни Настя.
Сами пришли, да поздненько - так, что придется отдать, выпустить, как птичку с руки. Замужняя - останется другом, будет верна, да будет немайнина только после мужа, а там и после детей. Это правильно, но больно.

- Не для меня цветут сады,
В долине роща расцветает,
Там соловей весну встречает,
Он будет петь не для меня.
Немайн раньше приходилось петь эту песню, но не чувствовать. Не так...

- Не для меня весной родня,
В кругу домашнем соберется,
"Христос воскрес!" - из уст польется,
В пасхальный день не для меня.
Люди - шевельнулись, узнали имя Господне. Узнала бы сида - в чужой языке, в песне? Веры той нет, наивной, наполовину языческой, но истовой. Да и война будет - между христианами. Враги-язычники на островах закончились, те староверы, что остались - будут драться в одном строю с камбрийцами, даже если на другом направлении.

- Не для меня споют друзья
И вся казачая краина...
И на коня однажды сына
Другой подсадит, но не я...

Сида ослепла - от слез. Сын у нее есть - ее радость, ее сокровище. А что еще может сделать смерть за Отечество не только почетной, но и сладкой - как не сознание того, что враг не посмеет ин е сможет обидеть твою кровинку?
Она не видит, как принц Катен внимательно вглядывается в замершие лица гостей, что Мерсиец давно отпустил серебряный молот, что у аварского посла рука - на сабле, и слезы - в уголках глаз. Язык он узнал - отчасти, по знакомым славянским корням, но он узнал и степную волю, и тюркские слова. Гадать будет - потом. Теперь ему попросту хочется - чтобы не стало непорядка в каганате, да чтобы авары перестали жить данью, а вместо того развернули коней на восток и вновь, как в былые времена, зачерпнули в шлемы воды великих Дона и Идела...

А для меня кусок свинца -
Он в тело белое вопьётся,
И кровь горячая прольется -
Вот это, братцы для меня!

Немайн смолкла - и словно хребет вытащили. Согнулась, оперлась о край стола - не пошатнулся. Вытерла подбородок ладонью. Недоуменно уставилась на окрашенную кармином ладонь.
- Кажется, - сказала, - я испортила праздник. Простите, если можете. Если больше не позовете - не обижусь, а позовете - вина мне не наливать! Но назад - ни единого слова не беру. Точка.
Покаянно-мятежная речь споткнулась о смеющиеся глаза светловолосой сестры.
- А Луковка-то права, - сказала Эйра.
- В чем?
- Когда говорит, что она - это ты. Сама же велела ей не наливать!
Что творится с Луковкой, если ей поднести наперсток ягодного вина, все слышали. Тогда ее устами говорит Немайн. Но, оказывается, и самой сиде не стоит наливать лишнего. Пела - не как всегда. Страшней. Пусть песня знакомая, слышанная - вдруг сбудется? Ничего в ней хорошего нет!
О своем беспокойстве Эйра молчит. Зачем слова, когда есть разум и острая сталь? Нужно поговорить с Эмилием, с рыцарями. Чтобы поняли: сиду нужно беречь пуще глаза. В конце концов, нехорошо жить рыцарю, потерявшему вождя. Неправильно! А у большинства - жены, дети. Умирать не захотят. Будут во все глаза за ней присматривать.
- Что ты испортила? - удивляется Мерсиец, - Мы теперь знаем главное: трусов здесь нет. Это стоит беспорядка на столе!
Те, кто был бледен, те, кто только что собирался дождаться, пока сида выйдет, да громко выдохнуть - смеются. Искренне, залихватски. Прав мерсиец - теперь то, что случилось на двойной свадьбе, само превратится в песню. Барды будут поименно перечислять всех, кто уж точно - не трус. И королю Клидогу Кередигионскому теперь куда как легче будет унять желающих добычи с соседских земель.
«Принц Рис и брат его Катен со мной сиду слушали...»
Артуис Гвентский развернул плечи, словно с них вериги спали. Так и есть - зимой от не решился встать с малой дружиной против саксонских полчищ, лечь костьми, покупая для соседей дни ценой жизни своего народа. Укрыл людей за стенами городов и холмовых фортов. Переждал.
Сколькие были бы рады бросить первому рыцарю Камбрии обвинение в трусосисти - не в лицо, в спину. Не громким голосом - шепотком. Теперь навет встретит лишь недоверчивый смешок. «Ты что, считаешь трусом короля, что Немайн слушал? Шутник. Да ты б не то, что штаны перепачкал - окочурился б!»

Утром выглянули молодожены. К удивлению своему, застали всех гостей за столом, и всех - трезвыми и задумчивыми. Немайн, которую никто никуда не прогнал, мило беседует с женой Пенды - тот сидит между, но сам только улыбается в усы и изредка подбрасывает дров в очаг беседы... Увидев сына с молодой женой, король сообщил:
- Вы самое интересное пропустили. Жаль вас разочаровывать, но это так...
Риваллон, встретив взглядом дочь, которую все-таки успел передать в руки достойного мужа, такого, что смягчит неуемный норов и позволит достойной соправительнице отца стать хорошей правящей королевой, поманил пальцем. Когда подбежала и склонилась, прошептал в ухо:
- А твой отец все-таки совершил еще один подвиг.
Королевна, обратившаяся королевой, ни слова ни говоря, обойдет вокруг круглого стола. Встанет напротив рыжей и ушастой. Посмотрит, как та пунцовеет, поднимет руку для пощечины... И опустит. Потому как отец коротко выдохнет:
- Не сметь.
А муж, только что глядевший сытым котом, вперит в нее взгляд, обещающий первую семейную сцену. С глазу на глаз... жаль, слышно будет до предместий! Ирландец да ирландка. Воевать, пировать, петь да ругаться - без удержу!

 Отправлено: 19.02.11 10:42. Заголовок: обвинение в трусосис..

обвинение в трусосисти - опечатка.

Не очень понятно, за что Кейндрих пытается ударить Немайн. За то, что подвергла жизнь отца опасности?

 Отправлено: 19.02.11 17:59. Заголовок: И за это тоже :)..

И за это тоже :)

 Отправлено: 19.02.11 16:20. Заголовок: Самый замечательный..

Самый замечательный "отрывок" в трилогии.Никогда не понимал эту песню.А "сейчас" с опозданием но дошло...

 Отправлено: 19.02.11 17:56. Заголовок: Новая версия. Лица,..

Новая версия.

Лица, лица... Большинство Немайн впервые увидела на неделе, что прошла от ее появления в Кер-Мирддине до двойной свадьбы. Соседи, союзники и свидетели союза, невиданного со времен короля Артура. Раз король Диведа женится на наследнице Брихейниога, раз его сестра выходит замуж за наследника Мерсии - значит, остров рассечен от моря до моря. Этакая ось, на которую и нанизаны союзники помельче, в том числе и маленькая республика в устье реки Туи.
Немайн улыбнулась. Хозяйку Кер-Сиди пристроили почетно и осторожно - между патриархом и Пендой Мерсийским. Властитель англов немолод, влюблен в молодую еще жену, ко всему язычник... Совсем не годится в мужья римской императрице. И вообще, у него по левую руку королева Киневиса, пусть сама за мужем и присматривает!
Явно невеста постаралась. Логика-то - собаки на сене, да еще и с косточкой в зубах. Чувство велит не подпускать близко к кости-жениху, породниться. Политический расчет требует и в сене отказать, не дать новой и немалой силе соединиться с кем-нибудь из соседей... Вот и получается: ни кости сиде, ни травки. Так пока и не надо!
Сида довольна. Собеседники неплохие, у Пирра отменные манеры, так что его компания была бы вполне уместна, даже если бы обычай пить вдвоем из одного кубка здесь и сейчас не отошел в прошлое. Так королевская свадьба славит стекольщиков и гончаров! Белая керамика с синей росписью уместна на любом столе, от королевского до крестьянского - разница только в тонкости кисти да искусности художника. Впрочем, из бело-синего пьют на дворе, под навесами - дружинники, крепкие хозяева, важные в городе люди, гости не великого значения. Здесь, в пиршественной зале, хватило места лишь лучшим из лучших. Длинные столы вдоль стен - там стекло звенит о серебро. Вот она, кельтская вселенная в миниатюре - в виде правильного застолья.
Западная сторона - стол мудрецов. Чиновники и священство, филиды-запоминатели, иноземные послы. Здесь - сестра Тулла и зять Кейр. Сам принцепс Сената - как был своим парнем, так и остался. Зато жена... Сущая римлянка. и платьем и прической, а уж достоинства во взгляде столько, что хватит на пятерых принцепсов. Здесь, против общего ожидания, оказался Эмилий - по гражданской должности магистра оффиций, и Эйлет притащил - не как довесок к себе, а как помощницу в Зимнем походе. Интересно, насколько неуютно чувствуют себя чернильные души, сидя рядом с такими головорезами?
На Западе сидеть бы и Анне, не будь она нужна в Кер-Сиди. Уж Немайн бы ученицу пристроила. Но... обойдется. У нее вся ведьминская карьера впереди. Ректор второго в Европе, после Константинополя, университета - это много, но ведь когда-то и до Академии Наук дойдет? А еще тут сидят врачи. Мало ли что случится?
Север - сторона воинов. Начальники дружин, вожди ополчений - те, кто не занят по службе прямо сейчас. Почти все женщины - на правах жен и дочерей. Но то-то, что почти. Начальница дружины Клидога Кередигионского... была, наверно, когда-то красива. Смоляные волосы хороши и сейчас, зато на лице - глубокий шрам, от высокого лба к шее через прикрытую повязкой глазницу. Как на нее смотрела Настя... Руку на опустила на рукоять шашки. Шепнула: «Лучше так, чем в темницу». На севере - большая часть родни королей, что не влезла за главный стол. Достойные места, да за столом тесно.
На востоке - те, кто создает богатство государства. Не больно почетные места. Здесь, например, сидит навозный чиновник, который уже знает, что в Кер-Сиди его должность называется «чиновник по плодородию почв». Единственный из всей невеликой администрации короля! Говорят, когда-то первого «навозника» попросту не пустили за свой стол ни мудрецы, ни вояки. Не пустили бы, верно, и барды: мол, вонюч - да кто пойдет проситься за пятый по статусу стол, когда за четвертый приняли? Ремесленники и купцы «навозника» приняли. У иных ремесло куда пахучей. Взять те же дубильни... Зато уголь здесь уже считают чище навоза. Может быть, зря. От навоза кровавый кашель не приключается, а вот от угольной пыли...
Здесь - ниже, но по собственному чину - жена мэтра Амвросия, глава гильдии ткачих. Мужу с дочерью подмигивает, они-то ровно напротив. Одета... Ювелирши, нацепи они все содержимое своих лавок, не сумели бы превзойти! Синей шерсти на ней - десятки локтей, а из-под них, сквозь безжалостные - от плеча до запястья, от пояса до пола - разрезы, тончайший лен выглядывает. В волосах - серебряный обруч. Был бы золотой, да в дальние походы Элейн не хаживала, родной город сторожила. Оттого довольствуется серебром, как и большинство ремесленниц.
Лишь за южным столом, среди королевских бардов и людей свиты, которых выгнать наружу нельзя, а за другие столы - не уместить, нашлось место остатку сидовой семьи. Тех, кто вкусно кормит людей, приравняли к развлекателям. Пятый стол - низший... и выше самого высокого. Именно барды могут напеть обид, от которых не отмоешься - или вознести до небес. Именно свитские играют королей. Люди же, которые кормят других людей да слушают их разговоры, могут прокормить и народное собрание, которое отрешит одного властителя и возвысит другого.
Такого не случалось веками - но вдруг? А потому и к южному столу не проявят неуважения - ни те, кому достались более почетные стороны света, ни даже те, что восседают в середине залы за столом, круглым, как окоем. Все сошлось - и традиция, и кухня, и политический расчет. Как рассадить за стол две дюжины гостей державного достоинства и никого не обидеть? За длинным столом задача нерешаема. За круглым всего лишь трудна. Всего-то и нужно, подобрать соседей. И хозяева справились!
Праздник получается веселый и сытный. Жаль, варварские пляски уже почитаются неприличными, а высоких придворных танцев пока не изобрели. Ввести бы торжественные шествия вроде полонеза или хотя бы паваны... Только это, наверное, тоже «мельтешение». А Немайн не отказалась бы посмотреть, как прошлись бы те же Пенда с Киневисой. Вот уж в ком и достоинства, и чувства меры - хоть отбавляй.
Немайн никак не может себе признаться: самой плясать охота! Протяни ей кто руку - в хоровод затянуть - никак не устояла бы. А так... Короли едят - а Немайн уже сыта, проголодалась и снова сыта. Короли пьют, а ей уже некуда. Правда, и яства из трех видов мяса, и блюда из трех видов рыбы, и трех гадов морских, и трех птиц - испробовала по крошке. Откусишь чуть больше - другое не влезет, а попробовать всего хочется: ароматы щекочут ноздри, каждое блюдо словно кричит: съешь меня! Или хоть с краешка отведай...
Самый частый напиток в кубке сиды - вода из холмовых родников. В Кер-Сиди такую по реке привозят, в огромных кувшинах - человеку и не поднять. Что ни говори горожанам - верят, что хрустальная вода из ручья вкусней и безопасней очищенной речной. Улицы сбрасываются - и водоносы каждое утро торопятся разнести по домам сладкую влагу холмов.
Зря.
Если там нет никакой заразы - значит, может быть слишком много железа или марганца. Обычная для Камбрии беда. Так что горожане пьют воду природную, и только Жилая башня сохраняет верность фильтрованной.
Вода отмывает язык, разделяет вкус от вкуса. Не только кушанья. Немайн собирается все перепробовать: и пиво, и сидр, и вина, от лучших греческих до местных плодовых. Так, чтобы влезло - по половине наперстка.
Что еще делать? Слушать всех королевских бардов и арфисток по-очереди? Нельзя. Не потому, что поют плохо... хорошо поют, так ведь самой подать голос захочется! И что выйдет из двойной королевской свадьбы? Очередное сказание о разрушении. Когда гости разбегаться примутся - снесут стены, и крыша рухнет...
Разглядывать зал? Так резиденция у Гулидиена новенькая, срублена при его же отце. Предыдущая сгорела дотла, так что строить пришлось наново - для деревянной постройки неудивительно. Стоило раз войти, чтобы глаз подметил небольшие отличия от римских домов: стены из деревянного бруса, не прячутся стыдливо за штукатуркой и побелкой - ярко раскрашены. Толстые балки, держащие плоскую крышу - покрыты резьбой. Медведи Диведа, драконы Камбрии, травяная вязь... Красиво, но в «Голове Грифона» немногим хуже. Обычный камбрийский стиль - ни тебе римских древностей, ни британских.
Зато пол чисто выметен, и вместо травы, в которой блохи прыгают - под ногами гладкая плитка. Хорошо! А как по ней звенят шпоры рыцарей и кованые сапоги ездящей пехоты!
Остается языком чесать, да погромче, чтобы - не слышать. Всю ночь, пока молодые из спален не явятся! Хорошо, Пенда на вечер и ночь отложил дипломатию, и совершенно не мешает болтать с его женой. Киневиса, оказывается, про самые простые вещи умеет рассказать интересно. Как союзники-англы живут, что делают, когда им хорошо - и когда плохо. Как ссорятся, как дружат, как трудятся и веселятся. Что носят!
Сама разодета в греческий шелк, сегодня на ней все, что не упрятано в сундуки, для дочерей. Вся блестит - и парчой, и тяжелым ожерельем, и быстрыми, веселыми и меткими словами, которым сперва улыбаешься, потом начинаешь размышлять - иной раз и слеза навернется. Чужая память позволяет сравнить - насколько англы отличаются от англичан, и сравнение выходит в пользу народа средневекового. Народа, которому не переломило хребет норманнское завоевание, создавшее верхний класс, который и выстроил ради собственной безопасности имперскую легенду, убедил последнего бродягу: ты - не самый низкий класс. Ты выше многих, и если не будешь держаться своего места - скатишься ниже.
Отсюда вышли сословная честь и бремя белых. Отсюда - «Азия начинается за Каналом». Отсюда - толпы цветного народа в городах бывшей метрополии. Кастовая система нуждается в париях. Она даже готова им приплачивать - за то, чтоб они были!
У нынешних король и знать - плоть от плоти народа. Не от мира сего - да, сколько угодно. Именно потому, что не знают - чувствуют, чего им нельзя, а что можно. Вот и не приходится играть в божков с каменными лицами! Если Пенда будет счастлив и весел - захохочет, запрокинув голову, а королеву не то, что обнимет - на руки подхватит, и прилюдно. Кого стесняться? Своего народа? Это на чужбине, да при иноземных послах...
Король немедля обнял Киневису за плечи. Зашептал на ухо - Немайн свое навела поточней:
- Старшего сына женили, пора еще одного сделать. А?
Королева краснеет, хотя из гостей подслушала только сида. А Пенда уже грохочет на всю залу, да еще по-латински:
- А тебе, святая и вечная, замуж не пора?
Кровь сама приливает к щекам, ресницы опускаются, отсекая назойливые взгляды.
- Мне рано.
На лицах греков - понимание. Для них Немайн - девица девятнадцати с небольшим лет. Замуж можно и раньше, по воле родителей или опекунов. Но если желает выбирать сама, и брачный контракт подписывать сама - еще полгода ждать. До гражданского совершеннолетия!
То, что несовершеннолетняя правит пусть маленьким, но государством - не в счет. То, что узурпатор-племянник еще моложе - тоже. Государственные и частные дела в империи различать умеют.
Камбрийцы - моргают, икают, подавившись куском, таращат глаза. Что за люди эти сиды, если для них на четвертой тысяче лет - замуж рано? И никак не вколотить в упрямые головы, что город на холме строит не медноволосая Немайн, а другая сида с тем же именем!
Только король Пенда спокойно кивает, и его спокойное принятие дает силы пожать плечами и как ни в чем не бывало болтать с Киневисой, да по сторонам ушами покручивать, следить, как хмель понемногу туманит головы, несмотря на обильную закуску. Поймать в дрожащем от тепла жаровни воздухе сочувственный взгляд. Вторая совершенно трезвая за круглым столом - Гваллен, жена принца Риса, невестка Гулидиена. Ей хмельного нельзя, у нее скоро маленький наружу запросится. А на Немайн просто не действует! Точнее, действует, но не так, как на прочих. Для ее организма спирт - топливо. Устала под вечер, а дел невпроворот - влей в себя полпинты «угольного» портера. Сил достанет, чтобы еще разок город обежать, зато с утра будет болеть каждая мышца.
Сейчас у нее в желудке плещется едва ли больше - правда, всего по капле. А другие гости еще и не начинали по-настоящему веселиться!
Единой застольной беседы не сложилось, но разговоры становятся все громче. Разобрать можно, если постоянно шевелить ушами... а это, наверное, тоже «мельтешить». Но уж на сестру-римлянку навести ухо просто положено!
О чем говорит ее сосед? Катен ап Ноуи, известный книжник и брат свежеженатого короля, подсажен к базилиссе явно не без брачного умысла. Что в Камбрии обычен брак с женским старшинством, Настя уже знает. Что сестра-наставница видит ее не супругой императора, а самовластной правительницей, поперек римских привычек - тоже. Так вот, святая и вечная Анастасия, знакомься - в роду, который взлетает к власти над Британией, есть симпатичный неженатый принц...
А еще он симпатичный! Высокий лоб окружен каштановыми кудрями, глаза синие, нос точеный, губы тонкие, да улыбчивые. Погибель девичья! Сам об этом то ли не подозревает, то ли не заботится: волосы обрезаны неровно, скорее всего, просто кинжалом отхвачены, чтоб под шлемом не мешали, одет, будто не на свадьбе гуляет, а объезжает владения: белая туника длиной до колен, штаны с обмотками, кавалерийские сапоги. Всей роскоши - выбеленный лен, да багряный плащ на плечах. Наряд, говорящий - я считаю себя не вассальным корольком, а дружинником брата.
В зимний поход этот воин не ходил - стерег от соседей северную границу. Именно потому, что не стал спорить, не требовал долю славы... Просто выполнил работу, за которую другие не желали браться!
Так почему около Анастасии непробивной скромник? Потому что согласится стать всего лишь мужем императрицы, и не потребует большего. А еще он бегло говорит по-гречески, да как! Даже воинские россказни в его устах звучат не камбрийской байкой, а цитатой из Ксенофонта.
- ...и вот Клидог переходит уже нашу границу! Коровы ему более не интересны, он пылает желанием со мной расплатиться. Сам собирался грабить нашу сторону, а тут на нем самом взяли добычу! Всю границу обскакал, столько скота мог взять - отказался. Одного хотел: нагнать Катена, вернуть свое. Невзятое чужое не так жалко! Только не сыскал никого и ничего. Я в это самое время снова ушел на его земли, развернул дружину частым гребнем. Хорошо мы шли, не обижали никого, кто не поднимал на нас копье, да и тогда старались обойтись стрелами без наконечников. Соседи есть соседи, и если им не будет хватать до весны, мы сами им поможем. Мне нужно было проучить Клидога, а не озлить кланы... так и вышло. Вернулся король кередигионский домой - а ему на два десятка миль от границы и сыра сварить не из чего, а на закуску разве дичину стрелять. Так волк и пожил в оленьей шкуре! Не понравилось. На три года набеги как отрезало, потом память у соседа прохудилась. Жаль, умен Клидог - второй раз ту же шутку с ним не сыграть...
Анастасия смеется - медью, колокольчиком. Все, кто на нее не смотрел - обернулись, уставились. Не замечает! Ей все равно - в первый раз за долгие годы она не считает людей, веселится. Кажется, убедила себя, что есть только епископ справа, принц слева да сестра - через исходящую дымом жаровню, а прочие гости - морок, можно не считать. Это хорошо, так хорошо, что сердце в груди начинает быстрей колотиться. И все-таки в радости - немного отравы. Что не так?
О том, что веселье принимает политическую окраску, можно не беспокоиться. Здесь пиршественная зала, не Сенат. Действуют правила заезжего дома, и даже разбитая в кровавые лохмы морда еще не значит ни поединка между благородными, ни войны между королями. Тогда - почему радость хорошей девочки отзывается в сердце фальшивой нотой? Когда Настя смеялась над ее историями, такого не было...
Подпереть бы подбородок кулаком да подумать хорошенько, но ноги рвутся в пляс, а по голове, как пыльным мешком - громкий голос. Клидог Кередигионский! Неужели расслышал? Да еще и греческий разобрал?
- Мудро сделал король Гулидиен, что заключил союз, - возгласил самый беспокойный сосед диведцев, - особенно со мной. Хорошо иметь добрых союзников!
Можно выдохнуть. Просто похвальба... Сколько с ним торговались - кошмар. Да и выторговал Клидог немало: право на вторжение в Гвинед, единственное королевство Камбрии, у которого на троне вместо законного монарха нортумбрийская марионетка. Не заселенные врагом земли будет отвоевывать - явится освободителем к своим же братьям. В разы меньше послевоенных хлопот! Но - к чему перечить? Вот и принц Рис, самый младший из братьев диведского короля, согласен.
- Хорошо... - говорит, - Но отчего твой разум остановился на этой мысли?
- Оттого, - отвечает Клидог, - что от союза со мной Дивед получает многократную выгоду. Во-первых, забывает про возможное нападение из Гвинеда. Общей границы у вас нет, но кроме горных перевалов и прибрежных долин есть и общий путь - море. Во-вторых, доказывает, что вы все-таки на этой земле не чужаки. Ваш клан давно в Камбрии обитает, но вы - десси, ирландцы. А вот я, или, скажем, Артуис ап Мейриг - исконные жители...
- То есть, - продолжил за него Рис ап Ноуи, - бритты.
И, словно самого неприятного имени было мало, прибавил:
- Трусы и бездари, отдавшие свою землю саксам!
Зал, словно получив команду, вспыхивает злым шумом. Каждый стол - и каждый по-своему.
- Верно! - гремит север, - Мы - не бритты. Мы - камбрийцы! Вот я зимой четыре головы Хвикке взял... Да если бы каждый бритт артуровских времен взял по одной голове - никаких саксов на нашей земле б не осталось!
- Зато я первый в их лагерь ворвался!
- Ну, я то на стене стояла... Зато муж! Он у меня скромный, сам не скажет, но даже не смотрит, что там с врагом после удара делается... Нет нужды... Хотите - щит кулаком проломит? Без всяких копий?
- На заклад? Без заклада не то веселье!
Щит не меч, в пиршественную залу вхож. И куда деваться ему, крепкому, беленому, когда его держат в восемь рук, чтоб не увернулся? Щепки летят! В бою все не так, и ловкий часто берет верх над сильным...
Чиновный стол превратился в мечту разведчика. Не крапивное семя, брызжа в ярости слюной, мелочный сор под ноги королям метет - филиды, живые архивы британских держав, выбрасывают крючки и зацепы. У Эмилия память покороче, но до пергамента он все донесет, не расплескает. И начнет медленную и верную работу, именно что крапивную - из крапивных веревок рыболовные сети делают!
Врачи сварятся громко, выразительно и совершенно непонятно. Латынь Немайн знает, но названия хворей переменились, и все богатство сравнений и пожеланий благополучно ускользает даже от треугольных ушей.
У бардов слова понятны и сильны, но через меру обильны. Песни перепевают и выворачивают, стихи разбирают построчно, пословно и посложно. И как ловко друг друга поносят: иная хула на соперника выглядит как славословие своему королю... и, увы, не только королю. Каждый второй рискнул восхвалить римскую императрицу. И каждый четвертый - великую сиду. Так старались угодить, что в красавице, умнице да богатырше сиду можно было узнать только по имени. Что древнюю, что - настоящую.
Немайн патока приелась быстро. Повернула голову, брови сдвинула - не притихли, но дружно вернулись к славным королям да к друг другу. Выходит, хорошо, что по Камбрии ходят сказки о бардах, вдруг седеющих от одного взгляда Неметоны... Может, не так уж плохо - быть древней сидой? Такой, которой все по плечу, и ума особого не надо, пока есть сила и пророческий дар. Сила, которая уже дрожит в мускулах, и дар, который требует обернуться к восточному столу, за которым вот-вот случится страшное.
Стол ремесленников. Оружейники, самые почтенные из всех, хвалятся умением и бьются об заклад - и добро, не здесь, на пиру, будут плавить и ковать! Потом. Получится соревнование в мастерстве... что плохого? Тем более, мастер Лорн, которому действительно есть чем хвастаться, молча ухмыляется в усы. Умеет ждать, а не умел бы - не выплавил бы первый в этом мире булат. Это было в прошлом году, а в этом... А в этом он пока молчит, и правильно делает!
Разве то, что все чаще звучит имя Немайн, как судьи, да все громче нарастает уверенное:
- Она наша! И сидит верно...
Да. Немайн сидит на восточной стороне королевского круга. И это плохо, потому что столы вот-вот начнут делить королей. Но это и вполовину не так плохо как то, что развели ювелиры и ткачи. Гильдии, женская наполовину и женская поголовно!
Голоса громкие, иные с тем серебром, что любой гам прошьет навылет. Немайн мгновение назад жалела, что сестра-римлянка плохо понимает по-камбрийски - теперь радуется. На востоке нарастает стремительный, неизобретательный, но ох и злой бабий лай. Хмель выплеснул то, что камбрийки привыкли прятать за достоинством воительниц, кровью и жизнью отвечающих за единое слово.
Начиналось с обычного - про руки, глаза да мозги, мол, такой не то, что уток сидовского станка - иглу костяную не доверить.
Выскочило - дикое, древнее. Тех времен, когда женщина была слишком слаба и слишком плохо вооружена, чтобы быть в состоянии убить другую. Дикое. И - римское! Изо ртов льется самое грязное и самое страшное, что только можно измыслить для поношения другой женщины - той, что назначена быть опорой дому, мужу и детям, хребтом семьи.
- Заткнись, порожний мех! Двоих мужей со света сжила - так и от третьего приплода нет... Тут не быки виноваты, коровенку надо под нож!
- Кто б говорил! Для меня без венчания и солененькое не в радость, а ты, сука течная, за труса вышла, что от походов под кровать хоронится - в которой ты с ухажерами кувыркаешься... И я-то не вру, примета есть: двойня от одного мужчины не урождается! А ты по зиме как раз двойню...
Немайн захотелось встать, пригрозить... Ведь вот вот перейдут грань, за которой будет уже неважно - действуют ли на пиру правила заезжего дома. Довольно одной вспомнить, что она не говорящий скот, а человек. Значит, воин, а всякий воин Камбрии знает слова, что на любом пиру, в важнейшем из заезжих домов не оставляют обидчику выхода и означают одно.
Поединок.
Не до победы, не до первой крови - до отрезанной головы побежденного!
Впрочем, лишь мужчины ограничиваются головой. Женщинам мало убить соперницу. Их обычай требует опозорить убитую - задрать платье, отрезать груди... Трофеи. В языческие времена их хранили - вместе с головой.
Немайн вспомнилась Анна. Теперь ученица, а когда-то чуть-чуть до взятия трофеев не дошло. Немайн скосила глаза вниз, на собственные прелести. Когда-то были бугорки, теперь холмы. Урок: иногда стоит меньше восторгаться чужим, которого себе не желаешь. А то можно и подарок получить. Трофей, который, по счастью, не придется бросать в гроб соперницы, но которым ученица и подруга гордится куда больше обладательницы.
Если бы в поединке всегда побеждал правый... но какая правда может быть в пьяной перебранке?
В рыжей голове мелькают варианты приказов. Свару можно прекратить... Но у гильдии есть глава. Лекарева Элейн. Славная женщина, с которой хорошо вести дела - и которая в состоянии держать в кулаке склочный длинноволосый народ.
И это она спокойно произносит половину роковой формулы - ровно до места, где должно стоять имя вызванной! За столом - тишина.
- Веселитесь, девочки, - голос ласков, взгляд холоден. - Веселитесь. Но каждая, кого я окликну по-имени до утра...
Вот именно поэтому глава гильдии - она. Почти два десятка лет назад в Диведе была последняя женская дуэль - и кто, думаете, на ней победил? Деловая хватка, ловко подвешенный язык, хорошие связи - все это влияет на выбор. Но власть, не способная при нужде опереться на страх - власть только по имени.

 Отправлено: 19.02.11 17:57. Заголовок: И все-таки самая опа..

И все-таки самая опасная свара - за своим столом, за круглым. Короли не будут резать друг другу головы, ни прямо теперь, ни через неделю, на формальном поединке. Попросту - затаят.
Вот принц Рис мертвой хваткой вцепился в короля кередигионского, и считает уже не коров, коз и овец - каждую потоптанную травинку, каждый потравленный колосок. Клидог чует засаду... но не может отказаться от почести - признать славу. Но вот - финал:
- Так вы на соседей ходите оттого, что у вас флота нет. А флота у вас нет потому, что вы боитесь ирландцев!
Враг, которого принц думал втоптать в землю, довольно улыбнулся.
- Мы-то в состоянии защитить свой урожай и на земле. А вот вы... Плохо держитесь за землю, плохо. Ей, пожалуй, хозяин получше нужен.
- Уж не ты ли?
- Сказал бы я, что с ней получше вашего управлюсь... Но - не буду. Обещал вести полки на север, и так тому и быть. Дивед мне не особо и нужен. Южная пятина Камбрии! Женская. Вот и прятаться вам, как малышне, за женские юбки. А будут они римлянки, сиды или жены Мерсийца - сами выбирайте!
Рис замялся... но спор подхватила жена, Гваллен. Улыбнулась. Погладила округлый живот, укрытый складками расставленного платья.
- Повеселил ты нас, сосед, - сказала. - Ох и повеселил. Значит, ты не ирландцев, ты женских юбок боишься. Так может и мои сойдут? А то воительницы частенько в штанах...
Рис захохотал. Так, что Анастасия обернулась! Так, что слезы вытирать пришлось. Потом резко смолк.
- Нравится тебе наша земля, сосед. Нравится больше холодных гор Гвинеда. И пугают тебя не прекрасные дамы Юга и не жены наших друзей. Тебя пугает наша сталь. Та, что блестит, вынутая из ножен, перед геройским ударом! Поэтому я буду рекомендовать брату не двигаться в поход, пока ты не снимешься и не пройдешь хотя бы половину дороги до Гвинеда!
Немайн едва подавила улыбку. Рис говорил по-камбрийски, но слова и образы выбирает - то словно из легенд Зеленого острова, то - словно в римском Сенате. А вот Клидог осклабился - только не в веселье, в насмешке.
- Тогда вы не пойдете в поход никогда, - сказал, - ибо если я чему и учен, так это тому, что не следует заключать договоров, если союзник во мне нуждается меньше, чем я в нем.
Король Пенда размял не слишком внушительный кулак. Всегда брал другим, даже в рукопашной.
- Гниль, - сказал, - нам не нужна. Только знай: предашь - станешь добычей.
- И диведцы будут помогать саксу резать камбрийцев? - протянул кередигионец. - Славные времена.
- Англу, - сказал Пенда, - англу, друг.
Немайн уже не замечает, как ногти скребут стол. Союз, надежда на годы спокойной жизни, расползается по швам из-за нескольких кружек пива! И, если считать на всех... но она уже не в состоянии считать. Легкие хватают воздух - не быстро, не медленно - глубоко и размеренно. Англу, саксу... Для большинства камбрийцев разницы никакой. И для Немайн не было, еще недавно. Теперь - есть.
Мнение менялось постепенно. Последней каплей, пожалуй стали разговоры с иными рыцарями Пенды. Окольчуженные всадники, внешне неотличимые от остальных мерсийцев, изъяснялись на бриттском - и не с лающим германским акцентом, а с певучим северным выговором. Еще, пожалуй, непринужденно вставляли в речь английские слова - зато латинские корни проскакивали куда реже. Как и положено воякам, они интересовались саблями и голосом - как оружием, Немайн - ими самими. Расказанное породило короткий визит к филидам-хранителям летописи, а на пиру - вопросы к Киневисе, которой здесь не с кем и поговорить - латынь и британскую речь она знает плохо.
Рассказ королевы совпал и с оговорками рыцарей, и изустной хроникой. Сида не спрашивала напрямую - интересовалась освоением бывших земель Хвикке. Да, большая часть переселенцев - белоголовые англы, куда без них. Место оставили и для немногих саксов-хвикке, что рискнули испытать милость короля Мерсийского. Худшие земли, на которых с двупольной системой протянешь ноги, работная повинность вместо воинской, запрет на ношение оружия - и в качестве соседей, советчиков и надсмотрщиков - элметцы. Шестьсот семей, переживших падение небольшого королевства, пожранного Нортумбрией. Эти не успели спрятаться под могучую руку Мерсийца - зато знамя «легиона сирот» наводит ужас на его врагов. Этих - не подкупить, не смирить, не запугать. Истинные бритты, но не трусы и не бездари. Люди, которым не повезло со своими королями, и теперь приходится служить чужому...
Так что англ и сакс - вовсе не одно и то же, и знакомому по чужой памяти человечеству очень и очень повезло, что история создала на Британских островах Англию, а не Саксонию.
Но для Артуиса Гвентского - разницы нет. Кого он видит перед собой? Не владыку в регальном плаще - дикого варвара в звериной шкуре!
Его род десятилетиями держал границу. Королевство Гвент, словно щит в сече, принимало на себя удары все новых и новых пришельцев, перемалывало, убивало - защищая не только себя, но и сварливых соседей с тыла. Гвентцы даже сумели понять, что пришлых дикарей - именно сбрасывают. Только следствия не вывели. А вышло так, что англы-мерсийцы, что поколение назад признали бриттов за людей отчего-то перестали числиться за людей у недавней родни. Артуис этого не заметил. Никакой вины на нем нет - сам Пенда узнал об этом, когда король Уэссекса объявил ему войну слишком уж экстравагантным способом. Отослав обратно сестру Пенды, свою бывшую королеву назад - без носа и ушей.
Только каково теперь королю мерсийскому слышать, как его именуют саксом? Вот вызывающий взгляд и дерзкий тон - вынесет. Но слова...
- Через мои земли не пройдет ни один сакс...
Закончить он не успел. У Пенды - губы сжаты, но ни мускул на лице не дернулся. Зато старик Риваллон - сказал. Припомнил, что его кровинке пришлось вести армию - а самой лететь впереди - лишь бы успеть. Лишь бы встретить врага на чужой земле!
- Тысячи. В прошлом году. Помнишь?
- Это вы их сговорили!
- В поход на нас же?
- Да!
А дальше... Говорят все. Быстро, громко, взахлеб. Друг друга не слушают - слышат лишь злость и несогласие, да видят рожи перекошенные... Громче, в ярости, в самозабвении, пока стол, неподъемный, круглый и плоский словно сама земля - не прыгнул вверх! Покатились чаши, среди блюд-островов расплескалось море вина! Зло зашипели угли, воздух наполнился хмельным духом. Немайн, маленькая да умильная, отняла руки от столешницы, головой тряхнула - разметала прическу, что с таким трудом из ее коротких волос ради праздника соорудили. Ноздрями трепещет в гневе! Уши прижала!
Кто был пьян - протрезвел, на сиду уставился. Кто был трезв, чуть-чуть не оглох. Роста ни на палец ни прибавила. Но - была ушастая девчушка, стала - кому августа, а кому и богиня!
- Бахвалитесь? - голос - мертвый услышит. - Грызться начали! Мужья жен, как собак и лошадей закладывают, жены - мужей!.. Артура на вас нет! Или Ираклия! Тот последнюю медь заложил - не на спор, на битву, когда Константинополь град с двух концов штурмовали... Не он - не было б теперь империи, и Истинный Крест был бы теперь в руках персов-огнепоклонников. Стыда у вас нет!
И хотя от чиновного стола несется:
- Свадьба - такое дело... А короли, леди сида, опять сговорятся. Не впервой...
И замолкает. Взгляд, стать, голос... Барды за южным столом уже поняли - как и отчего поседел коллега! А ведь это еще тучка. Без грома. Без молнии!
- У нас война! И свадьбы наши - для нее! Во хмелю и усобицах победить - не надейтесь. Война не та. Враг - не тот! Не нам - выиграть битву и успокоиться! Наш бой до последнего воина, до последнего берега. И пока на этом последнем берегу последний враг не сложит к нашим ногам последнее свое поганое знамя - раздоры не для вас! И не для меня...
Круглые, словно удивленные человеческой мелочностью глаза обходят королей, королев да наследников, заглядывают в души. Совесть - есть ли?
- Не для меня... - повторяет Немайн. Пальцы сжали край столешницы - мореный дуб промялся, словно последняя гниль. Острый зуб впился в губу.
- Не сдержусь, - сказала сида, - Кто считает, что моей песни не вынесет - уходите. Скорей! Вы... короли... Здесь еще? Не трусы... Тогда - слушайте. В поход пойдут все. Когда скажу - Я. И последней двинусь тоже Я. Мне ваши коровы, земли... Вот. А теперь - петь буду!
Ни у камбрийцев, ни у греков мысли не возникло - что можно хотя бы попытаться заставить Немайн замолчать. Когда у драконицы из ноздрей бьет дым - благодари, что он сумела придержать пламя! Когда святая и вечная ведет себя, как и подобает святой и вечной - как ей сопротивляться?
Три стола - чиновный, ремесленный и поэтический - куда как поредели! Воинский и королевский - самую чуть. Кому нужен воин-трус? Королю, да и правящей королеве уйти - проститься с властью, она назначена лучшему в роду. Выслушать песню Немайн - вызов и проверка! Да вон и греки сидят, не двигаются! Только принц Рис поспешно выводит беременную жену, Гваллен оглядывается со страхом и сожалением. Кто в зале жив останется - тот не трус. Была бы с пустым животом, осталась бы рядом с мужем.
Лебедью плывет к выходу Киневиса. Ей чего бояться? Ее муж - герой, и с ушастой дружен, а та верить и быть верной умеет. Сам Пенда не беспокоится, подпер рукой подбородок. Готов слушать! То, что пальцы до серебряного молоточка, что на шее висит, дотянулись - ни жене, ни гостям, ни богине-императрице знать ни к чему...
- Все? - у сиды по подбородку - алое. Клыком располосовала!
Немайн не слушает ответа. В зале звучит неизвестный никому язык. Звучит - песня!

- Не для меня... придет весна.
Не для меня Дон разольется.
И сердце трепетно забьется
В восторге чувств не у меня...


Голос вновь вырос - под крышей тесно. Немайн подняла взгляд - выше глаз, выше голов. Через нее идет сила, сила выше ее самой. На глазах у всей Британии, иначе и не сказать.
Печальные, отчаянные, неукротимые слова льются сквозь грудь, сквозь горло. Печаль и ликование разом. Сида оплакивает себя, мечту о спокойной жизни, ликует - от пения, от того, что лица вокруг вновь стали хорошими, хоть и бледными малость. Слов не понимают? Почувствуют душу. Поймут грусть, вызов, спокойное принятие долга и судьбы. Нет иного пути - значит, этот!

- Не для меня журчат ручьи,
Текут алмазными струями,
Там дева с черными бровями,
Она растет не для меня.

Ни Луковка. Ни Настя.
Сами пришли, да поздненько - так, что придется отдать, выпустить, как птичку с руки. Замужняя - останется другом, будет верна, да будет немайнина только после мужа, а там и после детей. Это правильно, но больно.

- Не для меня цветут сады,
В долине роща расцветает,
Там соловей весну встречает,
Он будет петь не для меня.

Немайн раньше приходилось петь эту песню, но не чувствовать. Не так...

- Не для меня весной родня,
В кругу домашнем соберется,
"Христос воскрес!" - из уст польется,
В пасхальный день не для меня.

Люди - шевельнулись, узнали имя Господне. Узнала бы сида - в чужой языке, в песне? Веры той нет, наивной, наполовину языческой, но истовой. Да и война будет - между христианами. Враги-язычники на островах закончились, те староверы, что остались - будут драться в одном строю с камбрийцами, даже если на другом направлении.

- Не для меня споют друзья
И вся казачая краина...
И на коня однажды сына
Другой подсадит, но не я...


Сида ослепла - от слез. Сын у нее есть - ее радость, ее сокровище. А что еще может сделать смерть за Отечество не только почетной, но и сладкой - как не сознание того, что враг не посмеет ин е сможет обидеть твою кровинку?
Она не видит, как принц Катен внимательно вглядывается в замершие лица гостей, что Мерсиец давно отпустил серебряный молот, что у аварского посла рука на сабле, и слезы в уголках глаз. Язык он узнал - отчасти, по знакомым славянским корням, но он узнал и степную волю, и тюркские слова. Гадать будет - потом. Теперь ему попросту хочется - чтобы не стало непорядка в каганате, да чтобы авары перестали жить данью, а вместо того развернули коней на восток и вновь, как в былые времена, зачерпнули в шлемы воды великих Дона и Идела...

А для меня кусок свинца -
Он в тело белое вопьётся,
И кровь горячая прольется -
Вот это, братцы, для меня!


Немайн смолкла - словно хребет вытащили. Согнулась, оперлась о край стола - не пошатнулся. Вытерла подбородок. Недоуменно уставилась на окрашенную кармином ладонь.
- Кажется, - сказала, - я испортила праздник. Простите, если можете. Если больше не позовете - не обижусь, а позовете - вина мне не наливать! Но назад - ни единого слова не беру. Точка.
Покаянно-мятежная речь споткнулась о смеющиеся глаза светловолосой сестры.
- А Луковка-то права, - сказала Эйра.
- В чем?
- Когда говорит, что она - это ты. Сама же велела ей не наливать!
Что творится с Луковкой, если ей поднести наперсток ягодного вина, все слышали. Тогда ее устами говорит Немайн. Но, оказывается, и самой сиде не стоит наливать лишнего. Пела - не как всегда. Песня знакомая, в песенном подземелье не раз слышанная, сегодня звучала страшно. Вдруг сбудется? Ничего в ней хорошего нет!
О своем беспокойстве Эйра молчит. Зачем слова, когда есть разум и острая сталь? Нужно поговорить с Эмилием, с рыцарями. Чтобы поняли: сиду нужно беречь пуще глаза. В конце концов, нехорошо жить рыцарю, потерявшему вождя. Неправильно! А у большинства - жены, дети. Умирать не захотят. Будут во все глаза за ней присматривать.
- Что ты испортила? - удивляется Мерсиец, - Мы теперь знаем главное: трусов здесь нет. Это стоит беспорядка на столе!
Те, кто был бледен, те, кто только что собирался дождаться, пока сида выйдет, да громко выдохнуть - смеются. Искренне, залихватски. Прав мерсиец - теперь то, что случилось на двойной свадьбе, само превратится в песню. Барды будут поименно перечислять всех, кто уж точно - не трус. И королю Клидогу Кередигионскому теперь куда как легче будет унять желающих добычи с соседских земель.
«Принц Рис и брат его Катен со мной сиду слушали...»
Артуис Гвентский развернул плечи, словно с них вериги спали. Так и есть - зимой от не решился встать с малой дружиной против саксонских полчищ, лечь костьми, покупая для соседей дни ценой жизни своего народа. Укрыл людей за стенами городов и холмовых фортов. Переждал.
Сколькие были бы рады бросить первому рыцарю Камбрии обвинение в трусосисти - не в лицо, в спину. Не громким голосом - шепотком. Теперь навет встретит лишь недоверчивый смешок. «Ты что, считаешь трусом короля, что Немайн слушал? Шутник. Да ты б не то, что штаны перепачкал - окочурился б!»
Благодарность - чувство короткое. Короли и принцы Камбрии, увы, политики, но - и рыцари. А потому обдумывать последствия король Артуис будет потом. Сейчас он спокойно заявляет:
- Я полагаю, нам и правда следует назначить кого-то одного, чтобы проследил за должным соблюдением договоренностей. Чтобы нам воевать без оглядки, знать, что спина прикрыта. И я думаю, что хранительница Республики Глентуи для этого подойдет лучше всех. У нее войско самое маленькое, зато самое быстрое. А значит - не только проследит, но и к битве успеет. Верно я говорю?
- Решать будем не на пиру, - буркнул Клидог, - но лучше сида, чем ирландец или сакс! Хотя я предпочел бы тебя, Артуис ап Мейриг...
Гульба закончилась. Начинался новый торг меж союзников. Пожалуй, чуточку более доверительный - даже в том, чтобы, пользуясь статусом пиршественной залы, выдержать взгляд соседа и открыто заявить:
- Я тебе не верю!

Утром выглянули молодожены. К удивлению своему, застали всех гостей за столом - трезвыми и задумчивыми. Немайн, которую никто никуда не прогнал, мило беседует с женой Пенды - тот сидит между, но сам только улыбается в усы и изредка подбрасывает дров в очаг беседы... Увидев сына с молодой женой, король сообщил:
- Вы самое интересное пропустили. Жаль вас разочаровывать, но это так...
Риваллон, встретив взглядом дочь, которую все-таки успел передать в руки достойного мужа, такого, что смягчит неуемный норов и позволит достойной соправительнице отца стать хорошей правящей королевой, поманил пальцем. Когда подбежала и склонилась, прошептал в ухо:
- А твой отец все-таки совершил еще один подвиг.
Королевна, обратившаяся королевой, ни слова ни говоря, обойдет вокруг круглого стола. Встанет напротив рыжей и ушастой. Посмотрит, как та пунцовеет, поднимет руку для пощечины... И опустит. Потому как отец коротко выдохнет:
- Не сметь.
А муж, только что глядевший сытым котом, вперит в нее взгляд, обещающий первую семейную сцену. С глазу на глаз... жаль, слышно будет до предместий! Ирландец да ирландка. Воевать, пировать, петь да ругаться - без удержу!

 Отправлено: 19.02.11 17:58. Заголовок: И - продолжение. До..

И - продолжение.

Домой, в «Голову», сида ногами не дошла - пришлось одолжить у его святейшества носилки, и восьмерых дюжих молодцов к ним заодно. Болело все - даже уши. Даже голос!
Немайн отпаивали теплым молоком - да со сливочным маслом. Правую руку, несмотря на ломоту в каждом пальце, удалось заставить нацарапать перевод песни. Дословный подстрочник, нескладный, но точный. Иначе пришлось бы говорить - с каждым гостем по отдельности. А так... Немайн приболела, текст перевела - понимайте, как хотите! И все равно - в «Голову Гифона» то и дело заглядывают люди. Трех приколоченных к стене грамот - на латыни, камбрийском-латиннице и камбрийском-огаме - им мало. Непременно нужно уточнить у сидовской родни: а меня сида в песне не поминала? А ближних родичей? А клан мой? А соседей? А точно? Точно-точно? Гость успокаивается, лишь получив отрицательный ответ на все вопросы.
На улице во всяком разговоре преувеличенно громко помянут, что никакое это было не пророчество, просто песня. Потом начинается спор о том, которую из множества текущих по Британии и Ирландии рек, названных именем своей матери-сиды, помянула Немайн. Аварскому послу, что рассказывает о великой реке далеко на востоке, никто не верит. Какое отношение та, степная река имеет к матери Немайн?
Между тем аварин прав, и знает это! Только Немайн слишком устала, чтобы просчитывать всех, а говорить вообще не смеет. За голос боится! Тем, кому знать - невтерпеж, или действительно срочно надо, принуждены Бояну кланяться. Расспрашивать - что он услышал в песне?
А он рассказывает истинно по-посольски. Правду - всем, только понемногу и разную, много и интересного - тому, кто предложит что-то полезное для его истерзанной междоусобицами страны, а все до донышка - в обмен на прямую помощь его стороне. Не обязательно военную.
Такой человек во всей Британии нашелся один - король Гулидиен. Призвал пред очи, встретил - за столом, один, без жены, без советников. Сам дверь затворил поплотней, сам в окно выглянул - не подсматривает ли кто. Только после этого осторожно, выложил на стол сверток. Развернул - блеснуло. Слиток! Не золотой, дороже!
Сталь, подернутая прожилками. Аварин булат узнал - редко-редко, втридорога, доводилось покупать у персидских купцов. До тех пор, пока страна огнепоклонников не пала под нашествием с юга. С тех пор - как отрезало. Потому даже один слиток - драгоценен. Если и есть в степи подарок, способный перевесить императорский шелк, так это клинок из стали с древовидным узором. Или сам слиток - придать металлу форму оружия, привычного руке степняка, есть немало умельцев и в пуште. Это - возможность купить чью-то дружбу. Перетянуть на свою сторону колеблющегося, смягчить сердце противника.
Боян почувствовал себя как записной игрок в кости, которому предложили волшебство: один раз выпадет то, что он пожелает. Всего один раз.... или?
- Это, - сказал король, - подарок. За честную цену, если пожелаешь, сможешь взять пять, десять... даже двадцать, но не сразу.
Посол протянул руку, взял тяжелый слиток. Даже простой брусок, какзалось, наливал руку силой...
- Я слышал, - сказал он, - что красная сабля Немайн закалена в ее священной крови, и не был удивлен. Но это - персидская работа! Тайное умение.
- Это британская работа, - сообщил король, - диведская. Даже в Кер-Сиди еще нет мастеров, способных на такое... хотя будут, конечно.
Аварин кивнул.
Источник умения сомнения не вызывал. Больше того - от служил доказательством, главным и решающим, того, что Немайн - не самозванка. Церемонию в храме, признание божеством, при желании можно и подделать - жрецы всегда и везде хитрей паствы. Но как подделать секрет, уже утерянный в далекой Индии, и, совершенно не исключено, вырубленный мечами арабов - взятыми, между прочим, с тел римских и персидских воинов? Колесницы, булат... Последние козыри древней династии. Тогда объяснима и песня - возможно, старинные связи, сохранившиеся с тех пор, когда всесильные персидские цари-Арсакиды сажали родственников на соседние престолы. Теперь сохранилась только младшая линия... у которой все равно больше прав на персидский престол, чем у нынешних шахов. И, между прочим, куда больше, чем на римский! Одна из причин, почему, потеряв всего лишь город - пусть и столицу, персы, по сути, вернули Ираклию империю - которую завоевали практически полностью. Династия зашаталась! Дехгане могли и вспомнить, кто именно вошел в Ксетифон? Махнуть не глядя зороастрийское царство на христианское шах-зороастриец не пожелал. Пришлось подписывать мир.
- А розовые слитки будут? - спросил аварин.
Гулидиен удивился, но вида не подал. Британские легенды породили веру в то, что розовый цвет сидовской брони - знак того, что сталь впитала нечеловеческую кровь. Сиды - не боги... но не демоны и не совсем люди. Римские священники - молчат или напоминают, что форма ушей и глаз для спасения души так же несущественна, как цвет кожи. Есть, например, христианское Аксумское царство - люди черны, но души у них белые... Камбрийские говорят, что, когда Сатана восстал против Господа, его поддержала треть ангелов - вот это демоны и есть! Верные остались на небесах - это рать архангела Михаила. Но были и те, что растерялись и не выбрали сторону. Вот и пришлось им отправляться на землю - грешную, но не безнадежную. Жить вместе с людьми. Выбирать...
Таковы Дон и Ллуд, сиды-родители Немайн. Сама она рождена на Земле. Странно рождена: вот, ухитрилась оказаться еще и римской императрицей в бегах. Только у сидов свои отношения со временем: оно у них то стоит, как в болоте, то журчит ручьем, то прет назад - как вода вверх. Не бывает? Еще как бывает - в водоподъемных колесах сиды!
Король Пенда, пожалуй, прав, когда на все рассказы о связанных с сидой странностях отвечает двумя короткими фразами:
- Много удивительного сотворили асы. И ваны, вижу, ничем не проще...
Вот и еще сюрприз - оказывается, не кровь волшебного существа придает розовый цвет древесной стали. Что-то иное... Навряд ли сиды водятся в дальнем краю, именуемом Хорасан?! А аварин знай, нахваливает розовые слитки... мол, хорошие.
- Что сделано раз, можно повторить, - осторожно говорит король, - но скоро не будет. В лучшем случае - к осени.
Позже король поговорит с мастером Лорном. Тот согласится - не кровь. Сама Немайн говорит, небольшое количество особой рудной примеси. Припомнит даже слово. "Никель". Только, скажет, сидова шашака, Рут, все равно одна на свете! Дальше Гулидиен сам додумает, по британски. Один меч - кривой. Один лук, странный. На него и тетиву натягивать - замучаешься, зато натянутая - не так устает. И бьет на диво точно, хоть песни слагай. Барды, правда, пока не торопятся. Ждут. Два - число несовершенное. Скорее всего, Немайн завершит триаду. Будет третье оружие освобождения Британии. Интересно знать - какое?
Впрочем, для разговора с аварином это неважно. Важно, что он принял цену. Простую: отныне такие слитки из авар сможет купить сам Боян, или человек, показавший грамоту с его отпечатком пальца. Сидовский способ растекается по миру, и немудрено - работу самого искусного ювелира проще подделать, чем тонкие линии печати, данной человеку от рождения! И кто после этого скажет, что Адам и Ева не сотворены благородными?
Итак, уста посла разверзлись. Аварин выложил на стол свой подарок - все ту же грамоту с текстом песни, только под каждым словом - подписано - на каком языке есть похожее слово, что, он, аварин, узнал о сиде-императрице из каждой строки. И о странностях, на которые у него нет ответа...
Песня - странней не придумать. Начать с того, что язык принадлежит народу, которого нет и никогда не было - не живут славяне по берегам Великого Дона, и не жили никогда! А тюркских слов в песне не так уж и много...
- Великой Дон, - уточнил король, - Дон - женское имя!
Аварин кивнул, переправил. Пояснил:
- По нашему о мужском и женском говорят одинаково. Не различают... Иногда ошибаюсь.
Вторая странность: насколько язык славянский, настолько песня степная. Спето хорошо, широко. Спето о простых вещах, простыми словами - о том, что всякий видит. Так и поют в степи - что вижу, то и пою... Только вот видит Немайн странно! Не то, что есть - то, что было и то, что будет. Глаз в минувшее, глаз в грядущее, а в настоящем - как у зайца перед носом, темень.
- Я до тебя с англами говорил, - сказал Боян, - так вот: так видят их боги. Прошлое знают, будущее прозревают. А в настоящем - такие же слепцы, как и люди. Да и настрой там самый тот: судьба определена, судьба принята. Воин с честью идет навстречу Року. Причем воин не из тех, что живут битвой, и даже не из тех, что кормятся от руки властителя. Это песня ополченца, взявшего оружие по необходимости. Там такая тоска по спокойной жизни...
Гулидиен кивнул. Немайн такая.
Аварин продолжил:
- Пророчество - есть.
Король вздрогнул. Вслух он этого не сказал - вдруг жене перескажут, но ушастую было очень-очень жалко. Только привык к доброй соседке, и на тебе! "Кровь горячая польется..." Потом сам смеялся - но что поделать, первый день медового месяца. Настроение - лучше некуда, особенно после того, как жену переспорил и разутешил. Только спать хочется... Кейндрих, собственно, как раз отсыпается. Сказала только, что Немайн ей какое-то доказательство должна, и скоро.
- Есть, - повторил посол, - только хитрое. Не хорони святую и вечную раньше времени. О смерти в песне - ни слова, и еще неизвестно, кто выпустит свинец, а кто обольется кровью. Что-то саксы пращниками не славны, зато сиды... Да и у римлян во многих мерах вместо лучников - балеарцы. Ага, улыбаешься. Тоже рано. Может и Немайн достаться. Может и упадет с разбитой головой... только вряд ли. Может, и кровь наземь прольет - только не всякая рана насмерть! Временная боль - не то, что заставит храбрую воительницу печалиться. Ей просто хочется жить мирно... только кто это поймет? Немайн любит города. Любит оружие, но не как воин, как мастер-оружейник. И уходя в поход, не радуется грядущей славе, а печалится о делах, что переделать не успела. А еще она умна. Нет лучшего способа проверить - кто в дружбе гнил, кто тверд, чем на время показать слабость. Мудрый каган после отлучки или болезни казнит больше изменщиков и воров, чем за десяток спокойных лет. Так что...
Боян развел руками. Выходило, что сида спела о многом - и ни о чем. Тоже странность, и не последняя. Вот еще одна:
- Песня у нее христианская. Насквозь. И языческая, причем на германский лад. Насквозь. Знаешь, мы с франками много торгуем, с иными дружим... У них не так. Человек может быть крещен, но держаться духа старой веры. И наоборот - еще не обратиться, но чувствовать по-христиански. А здесь... Христианское смирение доходит до божественной гордыни, и несокрушимая гордость - преисполнена христианского смирения. Как говорят греческие философы, - аварин улыбнулся - мол, поживешь в граде Константиновом с мое, не таких слов нахватаешься, - синтез. Слияние. Насколько совершенное - не мне судить.
Гулидиен знал, кому. Это означало еще два разговора. С Мерсийцем - раз.
Король - глава самого сильного рода в народе англов, значит, заодно и верховный жрец Тора. Он скажет, ему деваться некуда. Больше того - ему это должно быть особенно интересно. У него жена-христианка, и сын, и подданные - пополам... Вот он и расскажет другу и союзнику, что нет у народов, верящих в Тора, сильней колдовства, чем женское. Обычно песенный сейд - дело злое, но Немайн и тут все наружу вывернула. Обидела себя, а союз сплавила намертво. Одно дело - знать, что святая и вечная с вами надолго, торопиться некуда. Совсем другое дело, когда судьба Британии - и твоего королевства! - должна решиться до зимы. А Тор-Громовик такое бы одобрил, несмотря на поминание христианского бога.
Пенда сказал, что уже велел скальдам переложить песнь Немайн по-английски. Торова песня! Христианская? Может быть, но и торова разом. Да и мать Немайн-Неметоны, Дон, помянута - хотя и как река ее имени. Оказывается, так тоже можно...
Во-вторых, следовало поговорить с патриархом или епископом - но Гулидиен не успел. Жена проснулась. Спустилась из спальни - в глазах остатки дневного сна, поверх рубашки плед болотных ее цветов намотан. Мягкий, уютный!
Кейндрих сладко зевнула - и заразила. Так и пришлось пересказывать новости - позевывая.
- Вред эта холмовая, - сказала жена и королева. Ты поверил ее пересказу? Ты не знаешь двуличности сидовских слов! Ей три тысячи лет. Она всю свою родню пережила, и нас переживет. А вот в то, что ей желается жалости твоей - еще как. Сам знаешь, как верней всего женщину утешить!
- Знаю, - согласился король, - а потому сейчас тебя еще разок разутешу. А там и договорим - поспокойнее...
За радостями семейной жизни побеседовать с Пирром Гулидиен забыл.

Потому с патриархом пришлось разговаривать Немайн - сразу, как только перестала общаться записками. Его святейшество явился в ее комнату, пошарил взглядом в поисках стульев и уселся на подходящий по высоте ларь - как раз в ногах у кровати. А раз с аварином он уже говорил...
- И тут развела персидские древности, - сказал в качестве приветствия, - нехорошо. Христианам приличествуют стулья и скамьи, а не подушки и циновки.
- Обязательно заведу. Для гостей. А мне так удобней. Уютней.
Пирр повздыхал: мол, молодежь не понимает, что такое ломота в костях...
- Как раз сегодня понимаю, - сказала Немайн. - Хотя ноют и не кости. Ты тоже по поводу песни?
По тому как долго его святейшество молчал, Немайн поняла - разговор будет нелегким. Когда заговорил - удивилась. Говорил не духовник и не церковный иерарх. Сторонник партии Мартины мягко упрекал нынешнюю главу ветви династии в политической легкомысленности.
- Зачем ты это сделала? Спела... да еще на чужом языке. Славянскую речь я узнал... Каждый увидел свое. Римлянам ты показала силу и власть. Накричала на королей - ни один не пикнул. Значит, признают твое право. Бритты увидели колдовство ужасной холмовой сиды. Голос-то твой... взять пониже - иерихонская труба будет. И как только потолок не рухнул!
Он остановился, перевел дух. Обнаружил рядом с собой кувшин да кружку.
- Вода, - пояснила Немайн, - кипяченая. Попросить, чтобы нам кофе принесли?
Пирр только рукой махнул. Налил полкружки, сделал глоток. Продолжил:
- Что о тебе поняли англы и авары, я судить не берусь. Могу только вспомнить, что именно теперь вдоль всего Данубия аварин убивает славянина, а славянин - аварина, и оба падают замертво - тлеть непогребенными, потому что хоронить их некому... А еще - было мгновение, когда я поверил, что тот язык для тебя родной. Ты хорошо притворилась. Но - зачем?
Сида дернула обеими ушами разом. Улыбнулась.
- Потому, святейший отец, что я не притворялась. Я действительно могу думать на том языке. Как и на греческом, камбрийском, латыни, армянском, фарси, английском. Что до тройного истолкования... Это случилось бы в любом случае, какой бы язык я ни выбрала. Да хоть и лаьынь! Люди видят то, что ожидают: римляне - августу, камбрийцы - сиду. Кого-то видят англы и авары... Кого-то, кого я напоминаю. Не меня. Это следствие того, что я ни к одному из этих образов не подхожу полностью, зато ко всем - слегка. А почему пела... Не смогла не запеть, вот и все.
- Но ты ведь и есть августа! Помазание на царство вторым крещением не смывается. А удочерение вообще процедура светская...
Немайн пожала плечами - и поморщилась. Неприятно!
- Ты лучше меня знаешь, что я по римским меркам не гожусь в августы. Уши, глаза... А кроме этого...
Пирр аргумент не принял. Раскрыл ладонь, собрал лодочкой.
- Тебе дано, - сказал жестко. - Царем Ираклием, Сенатом и Народом - но попущением свыше. Подходишь ты под суеверие толпы, не подходишь, неважно. Ты назначена. Тебе в руку хлеб положен, не камень - так ешь, а не бросай наземь...
- Я не знаю, к чему я назначена, - пожаловалась Немайн. - Я не знаю, кто и что я есть. Меня видят по-разному, меня видят с трех разных сторон... Можно сказать, что римляне, камбрийцы и все остальные видят трех разных Немайн. Так тот, кто живет на равнине, видит, что мир - плоский, как этот стол, а удаляющийся всадник просто становится меньше, пока не исчезнет в ковыле...
- Так видит аварин, - улыбнулся Пирр, - или перс. А камбриец?
- Камбриец - и, кстати, армянин - живет меж гор и холмов, и мир его напоминает дно вогнутой чаши - до тех пор, пока не доведется взойти на вершину. Почему я пускаю всех к себе на башню? Чтобы видели - мир не замыкается их двором, их семьей, их кланом. Говорят, с горы Сноудон видна вся Камбрия - так, как Глентуи с верхушки моей башни. И я буду говорить, петь, проповедовать - до тех пор, пока не возникнет обычай, по которому каждому камбрийцу нужно хотя бы раз в жизни взойти на Сноудон. В ясный день, когда под ним раскроется мир... Лучше всего - самой ранней юности, когда он - или она, тут никаких послаблений! - сумеет понять единство Родины сердцем, и когда все дела и свершения будут еще впереди.
На вопрос о римлянах у святой и вечной тоже ответ нашелся.
- Рим, - сказала она, - это земли, собранные вокруг моря - Нашего моря, римского! Грек - всегда немного мореплаватель. Потому среди греков всегда найдется желающий спорить с Аристотелем и доказать, что мир выпукл. Иные мудрецы уверяют, что Земля вообще шарообразна - всего лишь из-за того, что уходящие за горизонт корабли скрываются постепенно. Сначала корпус, потом паруса, потом верхушки мачт. Третьи умеют налить вино в кубок так, чтобы держалось в нем выпуклым холмом, и говорят, что мы точно узнаем, что земля плоская, лишь когда кто-то вернется от края - и расскажет. А что круглая - если будет плыть все время в одну сторону и вернется с другой... Надо бы такой поход собрать, но денег не хватает. А кроме того, мне куда важней знать какой формы я сама! И доказать остальным.
Пирр кивнул. Медленно. Когда поднял голову - перед сидой оказался не политик, а священник. Не патриарх, а исповедник - не императрицы. Странной девчушки с острыми ушами и глазами-плошками.
- Ты изменилась, - сказал он, - не только внешне. Но и сестра тебя узнала не только по внешности. Я не могу и не буду спрашивать тебя о том, что было до признания - грехи, если были, вода крещения унесла, а остальное ты вправе хранить в тайне. И тебе самой придется соизмерять то, что тебе даровано - с даром иных людей, и догадываться, насколько тяжел будет с тебя спрос. Я только помочь смогу - если попросишь, когда расскажешь. А сегодня - утешу. В песне своей ты ошиблась. Пасха всегда и для всех, и для убитый в той же мере, что для живых. Именно потому, что воскресением Господним смерть побеждена! Так что, дочь моя, не все так плохо, как ты пела.
Ушел, осторожно прикрыл дверь - и до ночного сна страждущая пребывала в покое. Последней, уже под вечер, заглянула Сиан. Посмотрела исподлобья. Сказала:
- Сегодня ты мельтешила даже больше, чем обычно.
И убежала раньше, чем Немайн успела рот открыть.
А ночью ударили колокола - так, что мертвый вскочит и бросится на порог - в одной рубашке, зато с шашкой наголо. Просто так набат не бьют!

 Отправлено: 20.02.11 08:28. Заголовок: Ну что же начнём пом..

Ну что же начнём помолясь:

1) Чувство велит не подпускать близко к кости-жениху, породниться.

Не совсем понятно к чему это слово.

2) Здесь, в пиршественной зале, хватило места лишь лучшим из лучших. Длинные столы вдоль стен - там стекло звенит о серебро.

То здесь то там. Вариант:

На длинных столах вдоль стен стекло звенит о серебро.

Ну или ещё как.

3) Синей шерсти на ней - десятки локтей

Не сделает ли это её похожей на чукчу в чуме?

4) Политика

Да я упрямое сцуко, но она тут совершенно не к месту. Это штука грязная субьективная и меняющаяся как флюгер на ветру когда союзники в момент становятся врагами и наоборот. Так может не надо за ней мотаться? Всё это можно описать и спокойно без негатива. Передав ту же мысль. Я бы понял если бы автор грешил этим на каждом шагу тут и вопросов бы не было сейчас таких аффтаров хватает. Один Зыков чего стоит с бездарным тупым и трусливым королём "Мишико Свили пожирателем платков в приступах паники" как бы толсто намекающем на некого грузинского лидера (испортило половину удовольствия от неплохой книги). И 9 из 10 аффтаров убеждают в книгах что во всех бедах виноваты "злобные и коварные англосаксы". Но читать про их пороки в книге про них же это уже как-то через чур..... И ладно бы они были бы нашими исконными врагами как татаромонголы или фашистские полчища. так нет просто тупое следование политике последнего десятиления вбиваемое в мозги зомбоящиком. Достало.

А тут просто хватило бы упомянуть как Англы отличаются от будущих англичан. Не сотворив ещё империю с присущим ей высокомерием верхов и убеждённостью низов в своей избранности.

Про высший класс вообще смешно. Французкие дворяне с бесправными сервами или наши бояре-помещики рабовладельцы образы куда более демонизированные если что.

6) Сестру Гулидиена по имени упомянули хоть раз? Абсолютно безликий образ. Понимаю что персонаж проходной, но хоть пару предложений про неё написать не помешало бы.

7) И никак не вколотить в упрямые головы, что город на холме строит не медноволосая Немайн, а другая сида с тем же именем!

Может пора уже смириться? Всё равно никто уже не верит и не поверит особенно после Рождественской битвы.

8) А еще он симпатичный! Высокий лоб окружен каштановыми кудрями, глаза синие, нос точеный, губы тонкие, да улыбчивые. Погибель девичья!

А вот сюрприз. Головастенький. Ранние залысины. Кланяется - самую чуть, как равный, называет себя... Катен ап Ноуи!
Голосом удался в брата, Риса. Только этому голосу есть где повернуться. Свободному парадному одеянию не скрыть грузной фигуры.

Не тапок - просто улыбнуло - Катен то со времён "обрывков" похорошел изрядно =)

9) Сам собирался грабить нашу сторону, а тут на нем самом взяли добычу!

Сам - самом. Не звучит - что-то одно надо убрать.

10) Вернулся король кередигионский домой - а ему на два десятка миль от границы и сыра сварить не из чего, а на закуску разве дичину стрелять.

Вариант:

Вернулся король кередигионский домой - а ему на два десятка миль от границы и сыра сварить не из чего, и на закуску разве дичину стрелять.

11) Умеет ждать, а не умел бы - не выплавил бы первый в этом мире булат.

Позже будет сказано что булат делали и индусы и персы. Аварский посол опознал слиток без проблем. Можно первый в мире заменить на первый в Европе.

12) Выскочило - дикое, древнее. Тех времен, когда женщина была слишком слаба и слишком плохо вооружена, чтобы быть в состоянии убить другую. Дикое. И - римское!

Вариант:

Затем выскочило - лютое, древнее. Из тех времен, когда женщина была слишком слаба и слишком плохо вооружена, чтобы быть в состоянии убить другую. Дикое. И - римское!

13) А то можно и подарок получить. Трофей, который, по счастью, не придется бросать в гроб соперницы, но которым ученица и подруга гордится куда больше обладательницы.

Я скорее всего ошибаюсь, но по тексту выходит как будто это свои груди надо в гроб бросать, а не соперницы......

14) Почти два десятка лет назад в Диведе была последняя женская дуэль

Возможно стоит поменять порядок слов:

Последняя женская дуэль в Диведе была почти два десятка лет назад

15) Союз, надежда на годы спокойной жизни, расползается по швам из-за нескольких кружек пива! И, если считать на всех... но она уже не в состоянии считать. Легкие хватают воздух (...)

Что считать, зачем считать? Это предложение помему можно уже просто убрать без вреда для текста.

16) Расказанное породило короткий визит к филидам

Рассказанное.

17) Немайн, маленькая да умильная, отняла руки от столешницы,

Пальцы сжали край столешницы - мореный дуб промялся, словно последняя гниль.

Я понимаю что она скорее всего сначала отпустила, а потом снова сжала. Но может не надо мельтешить? Пусть в первой цитате обопрётся на столешницу.

18) Замужняя - останется другом, будет верна, да будет немайнина только после мужа, а там и после детей. Это правильно, но больно.

Немайнина? Жуткое словечко. Вариант не предложу, но что нибудьвроде - принадлежать Немайн будет... или в сердце для Немайн место будет уже после мужа...

19) Узнала бы сида - в чужой языке, в песне?

Чужом

20) что враг не посмеет ин е сможет

и не

21) Согнулась, оперлась о край стола - не пошатнулся.

А мог пошатнуться? Он я так понял что сооружение монументальное, насколько нужно это окончание?

22) Камбрии обвинение в трусосисти

=)

23) Да ты б не то, что штаны перепачкал - окочурился б!

Понимаю что подражание простонародной речи но "б!" смотриться дико буква "ы" лишней не будет.

24) Аварскому послу, что рассказывает о великой реке далеко на востоке, никто не верит.

А Дон точно в 7-ом веке назывался Доном? Греки звали Гиргисом или Танаисом Кыпчаки Тэном. Немайн пела по русски так что автоперевод встроенный сущностями сработать не мог.

25) Правду - всем, только понемногу и разную, много и интересного - тому, кто предложит что-то полезное

Вариант- "интересное"

26) Даже простой брусок, какзалось, наливал руку силой...

Казалось

27) совершенно не исключено, вырубленный мечами арабов -

Возможно здесь должны быть упомянута Персия или она сама собой разумеется?

28) розовый цвет сидовской брони

В крови же закалялся меч а не доспех?

29) Вред эта холмовая

Врёт?

30) А вот в то, что ей желается жалости твоей - еще как

Может на конце вставить "верю"?

31) какой бы язык я ни выбрала. Да хоть и лаьынь!

Латынь

32) - Тебе дано, - сказал жестко. - Царем Ираклием, Сенатом и Народом - но попущением свыше.

К чему тут "но"?

33) по которому каждому камбрийцу нужно хотя бы раз в жизни взойти на Сноудон.

Вариант - нужно будет

34) Пасха всегда и для всех, и для убитый в той же мере, что для живых.

Убитых

35) Ушел, осторожно прикрыл дверь

прикрыв?

36) Вопрос сколько лет Сиан?

фуууух обьём большой..... 3 часа сидел. Хорошо на работе делать утром нечего. Править пост сил нету отправляю как есть.