Форум Росомаха

Заявиться к королю запросто, с пустыми руками, могут разве подданные. С соседей иной спрос: с пустыми руками приходить нехорошо. Вручать дар следует сразу же, чтобы у хозяина было время точно подобрать ответный - в ту же цену, да еще и со смыслом. Ошибиться в цене нельзя: кто подарил меньше, тот считается младше. Потому гость не должен дарить слишком много, могут понять как намек - если не как оскорбление. В Камбрии немало королей, чья честь куда как превосходит состояние.
Королевство Дивед - одно из немногих исключений: на плодородные долины, богатые рыбные угодья, изобильные зверем леса опирается один из немногих римских городов, чьи стены за последние два с половиной столетия не одолел ни один враг, кроме чумы. И все-таки заставлять короля ломать голову - нехорошо. Способ улучшить отношения действительно ценным подношением еще представится: королевская свадьба. Даже две!
Тогда можно будет дарить от души, сколько угодно, а в первое утро по приезде изволь представить нечто небольшое, недорогое, но почетное. Как решат привычную задачку сида и гречанка, многие судачили заранее, но тем горожанам, кому довелось оказаться возле ворот, ведущих в западное предместье, гадать не приходится.
День задался славный с самого утра, теплый южный ветерок разогнал туман. Город блестит свежими красками - зелень травы, желтизна присыпанных песком дорожек, ненавязчивое тепло деревянных мостовых. Всем хорошо, одна сида щурится на слишком яркий свет, бурчит, что туман красивее... что с нее взять, с холмовой? У нее глаза другие!
Рядом с Немайн шагает черноволосая девица, о которой горожане много слышали, кое-кто и успел рассмотреть мельком. Кто не успел, может убедиться - то же лицо, только человеческое. И глаза у нее серые... и даже большие! Волосы не спрятаны под покрывалом, прихвачены пурпурной лентой. Диадема! У Немайн лоб открыт, зато в руках ивовая палка. Регалия, а выглядит - будто дрючок прихватила, от королевских собак отбиваться.
У Анастасии руки пусты. Обе одеты по старине, только не местной, а римской: белая шерсть, под ней - выбеленный лен. Шелк на обеих есть, только вовсе снизу, но женщины и это примечают - по тому, как лежат верхние одежды, как и то, что рубах, какими бы тонкими ни были, не больше трех. Меньше нельзя, а больше - жарко. Май, как-никак.
Рыцари, почетная охрана, торжественны и сосредоточены. Подарки тащат оруженосцы. Один вышагивает гордо и важно, задрал подбородок так, что под ноги приходится коситься. На вытянутых руках обшитый шелком футляр. Не приходится гадать, что внутри - форма выдает. Лук! Не ополченский, буковый - клееный, рыцарский. И размеры выдают, да и простой лук - не королевский подарок.
Второй оруженосец вовсе не так почтительно тащит корзину, неплотно укрытую наброшенным поверх полотном. Вот в щелку показался черный нос... выскочило здоровенное, почти как у сиды, ухо. Только у фенеков уши в шерсти, а у Немайн - голые, почти прозрачные. Осталось угадать, какой подарок вручат от хранительницы, а какой от императрицы!
Перед королевским подворьем - встреча. Сида пришла вечером, по реке. Зато ночью, по римской дороге, явились мерсийцы. Вот незадача! Люди смотрят, спорят: кого Гулидиен МакДесси примет первым?
Короля Пенду обижать никак нельзя! Сильнейший союзник, в ближайшем будущем родственник.
Попросить подождать двух римских императриц? В стране, жители которой до сих пор считают себя римлянами? Проще объявить им войну. В конце концов, мятеж - дело обычное...

Граф Окта Роксетерский с наслаждением ловит настороженные, едва не испуганные взгляды. Сегодня мерсийцы выглядят вовсе не так, как в Кер-Сиди. Сегодня прибывает великое посольство и свадебный поезд разом. Сегодня день старых традиций, потому соседи-диведцы с настороженностью и недоумением видят вместо привычных союзников сущих варваров... которыми, увы, многие англы и являются до сих пор. Да, король читает Цезаря в подлиннике, ремесленники и земледельцы перенимают бриттскую сноровку... вот и с сидой договорились насчет учебы. Англы - жадные варвары, но сегодня они жадны до знаний и цивилизации. Сегодня они предлагают дружбу и совражество, и смешение крови - на брачных ложах и бранных полях.
Увы, слишком цивилизованные камбрийцы не умеют читать знаки. Для них мерсийцы сегодня выглядят чужаками. Никто здесь не оценит беличий плащ на плечах короля, как и старинную фибулу в виде кабаньей головы. Вот разве ушастая! Эта должна знать. Помнить беличью мантию Аттилы, волчьи одежки готов, медвежьи накидки норманнов... Белка и вепрь - звери Тора. Знаки чести и власти отца богов. Сегодня король Пенда показывает - он ни перед кем не склонит головы, но будет прям и честен, как Тор, которому кладет жертвы.
Когда-то вожди-иклинги предпочитали родство с медведем. Книжникам великий зверь нередко кажется неуклюжим недалеким увальнем... сильней не ошибиться! Хитер, непредсказуем, любознателен. Таков его бог - Вотан, таковы поэты и вожди грабительских походов, таковы дружины саксов и норманнов. Они придут, снесут все до основания и перепоют мир наново, под себя.
Перепоют... уже доводилось слышать, как Тора называют сыном Вотана, что вепря отдали Фрейру, словно домашнюю свинью!
Снесут - если не встать у них на пути. Человек трудящийся равно презренен для разбойника и поэта. Они любят повторят, что пот льет лишь тот, кто слишком труслив, чтобы взять чужое, а потому будет принужден отдать все, что пожелают храбрецы. Не понимают, насколько доставшееся тяжко дороже доставшегося легко, оттого так удивляются, когда клыки вепря вспарывают им брюхо. Мало кто из зверей может посмотреть в глаза медведю и сказать: "Ты не пройдешь к моим детям... в крайнем случае мы умрем вместе. Понял? Теперь посмотрим, не тонка ли твоя кишка!" Яростный вепрь, да. Но и росомаха, у которой голова никогда не идет кругом. А в этом краю одна есть - легка на помине!
Немайн не нуждается в шкуре на плечах, чтобы разглядеть ее зверя - с белого лба отброшена темно-медная ость, треугольные уши приподняты кверху. Она христианка, а потому рядится в шерсть, выбеленную Солнцем, как оголенные кости. Росомаха в овечьей шкуре... ей нравятся такие шутки.
- Привет, - говорит, будто расстались час назад, - мы с сестрой к королю идем. Вместе - уместно?
Что решит король? Выход неплохой, никому не обидный, но тоже значащий. Если явиться не просто одновременно, а вместе, как одно - выйдет, что Камбрия и Мерсия уже перемешались: город сиды, как ни крути, часть Камбрии. Но если Немайн придет вместе с англами, получится, что мерсийцев от бриттов она не отличает... Это мысли посла. Что думает король?
- Друг рядом уместен всегда, - говорит Пенда.
Вот так. Просто, без рассуждений о богах и королевствах...
И пусть у встречающих голова болит о том, как и сколько раз дуть в фанфары, тем более, их тоже - двое. Рядом с Гулидиеном его будущий тесть, король Риваллон, отец храброй и своевольной Кейндрих. Грузно развалился в кресле, на плечах - радуга, как положено местным королям: в одежде не меньше семи цветов. Встанет ли навстречу? Последние годы ноги плохо служат королю, хотя править ему это не мешает. Седина и морщины оправдывают носилки, и неправду Риваллон высматривает прямо с мягкого кресла. На пирах его под руки не водят, да когда пенятся полные пивом чаши всегда можно сказать, что в ноги ударил хмель. В ноги - не в голову!
Теперь дело иное. Каждый шаг определяет будущее королевства. Пошатнешься - все королевство закачается. Обопрешься на посох - порадуешь дружину, но обидишь ополчение. Позволишь вести себя под руки - покажешь, что уже не с тобой и говорить... Проще - сидеть, а гости - пусть обижаются, если посмеют. Сами пришли! Иные из прежних королей так и умирали - выпрямившись на троне, с мечом, привязанным к руке.
Но Риваллан - встал. Тяжело навалился на плечо дочери. И так, с отстраненным лицом терпящего человека, терпящего острую боль на каждом шаге, идет навстречу гостям. И в этом нет слабости.
Есть - завещание.
Пусть дальняя родня видит: без толку бунтовать королевство, кричать, что мужчина справится лучше. Кейндрих уже правит. Она водила армию в победоносный поход, и даже если где-то ошиблась по свойственной молодости горячности - не важно. Главное, земли приросли, верные награждены, соседи дружественны. Что дочь сама справится с правлением, без помощи мужа-диведца. Теперь этого хватит, а на то, чтобы смириться с грядущим объединением, понадобятся годы. На худой конец, Дивед и Бринейниог вновь разойдутся, поделенные между отпрысками единого королевского рода МакДесси. Теперь - единого.

Немайн пожалела, что решила идти вместе с англами. Могла бы и подождать! Одна - заявилась бы простецки, по старой дружбе. Позволила бы себя за уши потягать, устроила бы сеанс одновременного рева с Кейндрих. Глядишь, лесная ревнивица и решила бы, что с ушастым ужасом можно ужиться - пока живет в другом городе, а заглядывает только мать проведать да подарки передать. Увы, королевская дружина выстроена, словно для смотра, слух терзают фанфары. Под ногами пружинит покрытая холстами трава. Рвет глотку глашатай. Первой, по чину, должны поименовать Анастасию, но звучат два имени, и уши, как ни держи, сами прижимаются к голове.
- Немайн и Анастасия, святые и вечные, верные Христу Господу, самодержицы, августы и великие императрицы римлян!
Известие о взаимном признании август до Кер-Мирддина добралось всего за несколько дней до корабля. Гулидиен МакДесси тогда едва успел поприветствовать невесту... и наблюдал, как любимая из голубки обращается соколицей: яростной и мало соображающей. Сразу брякнула:
- Заколдовала ушастая римлянку! Берегись ее, любимый мой! Она же до тебя добирается!
Никакие резоны не доходили. Да, и римлянку заколдовала, и в соборе Кер-Сиди у всех был морок... даже у патриарха, в алтаре!
- Ты ирландка, - напомнил Гулидиен, - ну, вспомни, чему тебя в детстве учили. В "Разрушении дома Да Дерга" было что? Немайн, когда ее попросили имя назвать, соврать не смогла. Спрятала настоящее среди трех десятков поэтических. Зато со временем они забавляться умеют... И любят.
Достаточно немного подумать - и станет ясно, как трехтысячелетняя сида, не умеющая лгать, превратилась в девятнадцатилетнюю римскую августу. Если она может сделать так, что человек попросту не родился... не могла ли и подкинуть себя саму? Скажем, вместо мертворожденного младенчика. Это в Камбрии любой умеет опознать подкидыша! А тут и уши прятать не пришлось...
Римляне не приняли слишком странную, решили заточить. Выбралась. Вернулась. Нашла новую семью. Тут ее догнало измененное прошлое. Может, и отыграла бы назад, но то ли не получается пока, то ли Анастасию не желает бросать одну. Ее-то ведь тоже вытащила! Как? Спросить легко, понять ответ - трудно.
Но как же ей не нравится титул! На каждом слове уши сердито прижимаются, потом падают к плечам. Недовольна, но молчит! Дает возможность исправить ошибку... Что не так? Глашатай неделю старался, зубрил императорский титул. Ни в словечке не ошибся... Что ж не так? Стоп! Точно, летая в небесах, забыли про кочку под ногами. Единственную землю, на которой рыжая и ушастая властвует не на словах. И что делать принимающей стороне? Разве что - самому продолжить:
- И Немайн, как хранительница Республики Глентуи.
На сей раз уши не упали. Можно выждать, пока зачитают титулы Пенды Мерсийского, подняться навстречу. Приходится сдерживать шаг - рядом, опираясь на дочь, медленно и важно выступает король Риваллон. Тяжело дышит, каждое движение дается с болью, а ведь моложе Мерсийца лет на десять. Трудное у соседа выдалось царствование... Сперва вражеское нашествие, что захлестнуло королевство, как прилив - до самых верхушек холмов. Жители ушли в круглые крепости-убежища, подрезали чужой армии тылы, и неприятель схлынул так же споро, как и накатился. Жители лесного королевства не боялись разорения полей, урожай был собран, и следующий должен был успеть вызреть. А что? Лес не вырубили, с пашен почву не увезли... Солнце в небе осталось. Так казалось. До тех пор, пока поднявшаяся по весне вода не захотела уходить обратно с разбухших земель.
Уходящая армия разрушила то, до чего добрались руки - построенные при империи каналы и запруды. Камбрийцы за два с половиной века независимости позабыли римскую премудрость - но не то, для чего прорыты в земле каналы. Король велел копать землю, народ явился на службу от мала до велика... Не помогло. Мало было знать, что потеряно, нужно было знать где рыть, как и сколько. Кое-где почва оказалась слишком топкой, где-то воды - хватит покрыть человека с головой. Королевство потеряло треть полей, и осенью пришло недоедание. Не голод, но пояса пришлось подтянуть.
До травы дожили - казалось, будет проще. Только вместе с зеленью в королевство явилась болотная лихорадка, и уже не ушла. Врачи говорили о дурном воздухе - на латыни "malus aeris", пробовали снадобье за снадобьем - люди умирали. Не все, многие. Она не пощадила королевскую семью, оставив от крепкой ветви восточных МакДесси один-единственный побег. Лихорадка зла... только и милует, что озерных фэйри, которые, бывает, замуж за земных людей выходят, да и к потомству их зачастую благосклонна. Что с них взять - они не совсем люди...
Люди потянулись было на более здоровые земли, что освободились после пожравшей прибрежные королевства чумы, но там мор пришел и ушел, родились новые дети, выросли - идти стало некуда. Пришлось жить - с болотной лихорадкой, которая лиходействовала, как в старых, доримских, легендах.
Войны, заботы, дурная сырость... Мэтр Авросий, мельком повидавший будущего тестя, не сказал - отрезал:
- Твоя жена до осени станет сиротой - и правящей королевой!
Она годится в королевы, несмотря на характер. Народ ее любит, дружина верна, ее рука привычна к луку и мечу. Даже лихорадка не смогла взять девочку - упрямица уцепилась за жизнь слишком крепко. Так же крепко, как теперь - поддерживает готового рухнуть отца.
Помочь нельзя - выйдет политический жест, подчинение Диведа Брихейниогу. Остается проклинать связывающие королей сети обычаев и радоваться, когда боль хорошего человека облегчают другие.

Немайн скосила глаза вбок. Сестра-римлянка все еще не любит больших и шумных сборищ, а тут на небольшом пятачке столпилось никак не меньше сотни человек. Так и есть - побледнела, лицо похоже на гипсовую маску, прикусила... не губу, это было бы слишком явно - щеку изнутри. Сделать шаг не только вперед, в бок? Прикоснуться плечом, тыльной стороной кисти... Пусть вспомнит, что сестра рядом и не смотрит под ноги.
А Настя и не опускала глаза! Вперилась во что-то впереди себя. Нет, это не боязнь толпы. Да она не может смотреть, как старик мучается! Хорошая, добрая девочка. Даже тюрьма не озлобила... Зато нарушать правила ее не научили, а Немайн положено! Лучший способ всем показать - она не императрица, а всего лишь «некоролева», которой не обидно пройти большую часть пути навстречу человеку с больными ногами. Довольно и того, что старик встал и двинулся навстречу...
Сида прибавила шаг - сначала немного, затем перешла почти на бег - и тут ее руку стиснула ладонь сестры... И Анастасия потащила сиду за собой! Быстро, еще быстрей! Пока не встали - нос к носу. Пенда и Гулидиен еще идут навстречу друг другу, а Немайн стоит против короля в радужной накидке, так близко, что глаза уже не видят лица - только выхватывают черты - прямую бровь, нос-набалдашник, желтоватые белки глаз. Увы, отвлеклась на чужое лицо - правая рука расшалилась. Чужая память подсказывает: одна из шуток инженера. Протянуть руку так, чтобы визави пришлось пожимать ее снизу вверх, по-подхалимьи.
Со своими подчиненными он так не шутил, а вот иных напыщенных господ лавливать приходилось. Особенно тех, кто любил сжать чужую ладонь до боли, поиграться силой - и рассчитывать развернуть кисть наглеца. Не выходило, и теперь не выйдет. Тренировки придали рукам сиды достаточную крепость, чтобы дальше играло уже умение... вот только не с больным человеком забавляться такими глупостями! Можно надеяться, мелкая оплошность пройдет незамеченной - ладонь уже прямая, словно по отвесу.
Король Риваллон руку принял, сжал - точно в меру.
- Рад тебя видеть. С моей дочерью Кейндрих вы вместе воевали - но ухитрились разминуться.
Еще одно рукопожатие - чуть более крепкое. Перекрестие взглядов - один словно копье ударил, другой, как кривой клинок, отвел острие в сторону.
- Святая и вечная... вот ты какая. Думаешь, можешь позволить себе милосердие?
Тут встряла Анастасия. Еще бы, сестру обижают! Отрезала:
- Милосердие - императорская привилегия.
Вот тут сидовские уши взметнулись! Мгновение - и сида снова спокойна.
- Не только, сестра.
- Да. Не только... Главное - ты помнишь. Даже если сама не подозреваешь об этом!
Римлянка разглядывает сиду словно золотник, который прямо на ладони превратился в отшлифованный рубин. Точно, околдована. Или... Кейндрих вспомнила - и похолодела. Все верно: девочке, которой предстояло водить армию, рассказывали не об одном Артуре и его рыцарях. Среди героев ее детства был и император Ираклий. Герой, принявший царство христиан разрушенным почти до основания - и победивший. Он не искал Грааль, но вырвал из рук неверных Истинный Крест. Только Артур, хоть и родился неподалеку, ушел в холмы ожидать своего часа, а Ираклий - жил и воевал пусть и далеко, но теперь. Казалось, прищурь глаза - и увидишь, как постаревший герой вновь ведет непобедимые фемы и меры на агарян и филистимлян...
Увы, когда нахлынули магометане, император уже не мог подняться в седло. Как и ее отец! Ушастое чудовище ухватилось за святое. Приняла облик невесть где сгинувшей августы, заколдовала вторую. Зачем? Неужели все это нужно против наследницы малярийного королевства?
Тогда почему синерылая не торжествует? Как же, еще одно «доказательство» - снизошла к человеку, больному той же болезнью, что и великий Ираклий. Первой, настоящая римлянка выскочила уже за ней... Нет. Немайн смотрит в землю, полиловела - будь человеком, было б ее лицо красней сапожек из греческой кожи.